Во саду ли, в огороде…

Когда я учился классе в шестом, мы с братом по просьбе матери пошли дежурить в бабушкин сад. Дежурство начиналось в 22.00 и должно было заканчиваться в 6.00 утра. Но, конечно, до этого времени никто никогда не задерживался, расходились спать по своим садовым домикам часам к двум ночи, а то и раньше. Дело было в июне-июле, самая страда для садовых воришек. Вот садоводы традиционно своими силами и оберегали выращенную нелёгким трудом клубнику, вишню и корнеплоды. 

Посидели, как обычно, до темноты на лавочке, и двинулись на обход, разделившись на две группы. В нашей группе были мы с братом и ещё три тётки. Ночь выдалась лунная, участки, не сильно заросшие кустами, просматривались хорошо.

Я на минутку приотстал по нужде, а тётки и брат вперёд ушли. А место такое глухое — самый конец садов, а один участок впереди вовсе заброшен давно. Стоял весь заросший густой высокой сорной травой и неухоженными кустами малины. Лишь посередине возвышался обветшалый щитовой домик-скворечник. 

Тётки и брат уже скрылись за поворотом. Спешу догнать и, пробегая мимо этого неприятного места, вижу в глубине участка застывшую человеческую фигуру. Видно было очень хорошо, луна светила ярко. Вор? Я не стал останавливаться. Во-первых, фигура была достаточно внушительная, во-вторых, тётки с братом были далековато, да и на особую помощь от них надеяться было глупо. Сделав вид, что ничего не заметил, я быстренько догнал «дружинников» и, ничего не сказав, продолжил обход. Что возьмёшь с пацана? Вернулись к сторожке.

Поболтав на лавочке ещё какое-то время, бабки засобирались на второй круг. Но я задержал братана, и когда дежурные отвалили, всё ему выложил. Идти мне туда уже не хотелось, и мы остались сидеть у сторожки. Надо же и центральные ворота кому-то охранять! А через минут пятнадцать из дальних краёв сада услыхали бабьи крики. 

Вскоре возвращаются обе группы, все встревожено переговариваются. Оказывается, проходя мимо того заброшенного крайнего участка, одна из тёток увидела стоящую на нём женщину в длинном чёрном одеянии. Я сразу удивился про себя, почему женщину? Сам-то я точно видел мужика, но тоже во всём тёмном! Так вот, героическая тётка, в отличие от трусливого меня, сразу подняла крик. А потом при шумовой поддержке своих напарниц даже полезла в траву в сторону фигуры. Но та не сдвинулась с места, а только вытянула в сторону отважной тётки руку. Без мужиков бабы дальше не осмелились продолжать военные действия, и по дороге побежали за подмогой навстречу второй группе. Но когда усиленным составом вернулись обратно, там уже никого не было. 

Прошло несколько дней, и мать сообщила новость, что баба, которая дежурила с нами в ту ночь, скоропостижно умерла прямо на своих грядках. Так-то ничего необычного во внезапной кончине в саду не было. В этих старых садах шахтёрского посёлка на окраине города участки обихаживали в подавляющем большинстве старички. И помирало их за лето до десятка. И в основном, именно на грядках в саду. Но этой женщине не было и шестидесяти лет, да и не жаловалась она особо на здоровье.

К следующему лету эпопея с ночными дежурствами приказала долго жить. А на том заброшенном участке поселилась пара совершенно синих алкашей. Пили беспробудно день и ночь, в огороде ничего не высаживали. Только бурьян — где скосили, где просто вытоптали. Частенько у них в этом сарае собирались такие же забулдыги с округи, квасили, орали и дрались. Другим обитателям садов они особых хлопот не доставляли, так как участок находился на отшибе, а с него они не вылазили.

Милиция, хоть строгие бабульки и вызывали частенько, не наведывалась сюда. Лишь единственный раз, когда там кого-то прибили наглухо. Приехали за трупом, а заодно разворошили всё осиное гнездо, и оказалось, что там ко всему прочему находился транзитный склад ворованного барахла. Самого дешёвого: одежда, безделушки и прочая дребедень. Потом ещё долго по всем садам ветер разносил кофточки и майки. Но самое интересное — на заваленном чердаке развалюхи обнаружился ещё мумифицированный труп подростка. Правда, забулдыги были не при чём. Труп там пролежал уже много лет и весь иссох. 

В освобождённый от алкашей садовый домик заселились приехавшие с севера мамаша с великовозрастным детиной-сынком лет тридцати пяти. Что-то у них там не заладилось с квартирой, деньгами и пропиской, вот и пришлось искать угол по бюджету. Но за дело взялись по-хозяйски: вскопали грядки, посадили редиску, лук и другую зелень. Сынок на служебной «газели» навёз шлакоблоков, дом собрался ставить. Да вот с мамкой недели через две после заселения случилась беда. 

Как позже сын рассказывал, вышла ночью из домика до ветру и почти сразу громко вскрикнула. Когда тот выбежал следом, нашёл её лежащей у забора с перекошенным лицом, совершенно беспомощную. Вызвал скорую. Медики диагностировали инсульт. Мать всё что-то силилась сказать, но ни говорить, ни писать не могла, только безумным взглядом на всех зыркала. Было большое подозрение, что здоровая (под стать сынуле) баба чего-то или кого-то здорово напугалась, получив инсульт от нешуточного стресса. Но разобрать в её мычании ничего было практически невозможно.

Хоть тяжёлая маманя находилась в стационаре, сын всё же не расстался с задумкой по строительству дома. Начал у забора яму под погреб копать… И наткнулся на огромный железный кладбищенский крест. Старинный крест лежал в верхнем слое земли. Мужик его выкорчевал, прислонил сохнуть к забору и, ничтоже сумняшеся, продолжил разработки. А на глубине на гроб наткнулся. Опять милиция приехала. А за ней краеведы, да археологи. Короче, перекопали пол-участка и обнаружили сплошняком везде гробы. Кладбище, однако! Провели честь по чести экспертизу и сообщили, что захоронение относится к концу восемнадцатого — началу девятнадцатого века. Кости, которые вынули, увезли. На этом и остановились, так как ни начала, ни конца старинного кладбища, сказали, не найти. Никаких сведений в архивах и прочих исторических источниках обнаружить тоже не удалось. Пусть уже лежат покойнички, как лежали.