Хрип в часовне » Страшные истории на KRIPER.NET | Крипипасты и хоррор

Страшные истории

Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
{sort}
СЛЕДУЮЩАЯ СЛУЧАЙНАЯ ИСТОРИЯ

Хрип в часовне

© Евгений Шорстов
10 мин.    Страшные истории    Shorst    17-11-2021, 11:22    Источник     Принял из ТК: rainbow666

Порой, просыпаясь в кромешной тьме посреди ночи, я вспоминаю те ужасные события, о которых сегодня, наконец, решился поведать вам. Тот груз, что я уже несколько лет несу на своих плечах, с каждым годом становится тяжелее и тяжелее, новые умозаключения безустанно одолевают меня, а собственная совесть, кажется, сгрызла всё, что только возможно. Представьте себе, какой отпечаток наложили на меня эти события, если даже спустя столько времени я помню всё практически досконально: от начала и до самого конца.

В любом случае, что бы со мной не произошло в будущем, я хочу, чтобы это происходило с человеком очищенным и покаявшимся, с человеком, способным признать свою слабость и не желающим более влачить за собой вечное самобичевание. Считайте этот рассказ моей исповедью и предостережением.

В тот год, когда всё случилось, мне пришлось ненадолго переехать в квартиру к больной, парализованной с самой молодости бабушке, и ухаживать за ней, пока моя мама будет в командировке.

Стояла середина лета, сессия и ненавистная ежегодная практика были позади, настала пора свободы. Но вся эта свобода обрывалась здесь, в затхлой, пронизанной духом старины, однокомнатной квартире, где единственным развлечением было старое советское радио с нарисованными на нём тремя девушками в кокошниках. Давящая атмосфера безнадёги не отступала ни на минуту, куда не посмотри в этой обители умирающего человека — всюду видишь что-то грустное и невзрачное. Но спустя пару недель я всё-таки нашёл себе интересное развлечение.

Светлая лоджия, заваленная ненужным хламом, манила меня, измотанного душной тусклой квартирой, как полярная звезда в тёмном зимнем небе. Поначалу я противился, слушал поднадоевшее радио на кухне и недоверчиво косился на светлое пятно лоджии, но когда по единственной волне радио вместо музыки началась программа о здоровье и о традиционных методах его сохранения, иного выбора, кроме как исследовать манящее помещение, у меня не оказалось.

Лоджия оказалась завалена мешками со старой одеждой и детскими вещами, старыми пластмассовыми дипломатами, в которых ныне покойный дедушка хранил инструменты, а также пакетами с пожелтевшими книгами и газетами. Но моё внимание привлёк не весь этот хлам, а один единственный чемодан: рыжий, с чёрной кожаной ручкой, c блестящими металлическими уголками, — настоящий винтаж! И стоял он тоже очень удобно, прямо на кипе старых газет рядом с дверью. Протерев столь интересный раритет от пыли, я уселся с ним на диван, что стоял напротив кровати с парализованной бабушкой, откинул крышку и с любопытством принялся исследовать внутренности чемодана в надежде найти там что-нибудь ужасно ценное. Однако меня ждало разочарование: он был полон старых бумаг, вроде свидетельств о рождении, ксерокопий паспортов, дипломов и прочей никому теперь не нужной документации. Но одна вещь всё-таки заинтересовала меня — это была небольшая фотография, размером с пол ладони. На ней был изображён маленький ребёнок, сидящий на миниатюрном трёхколёсном велосипеде посреди просторной комнаты, по всей видимости, деревенского дома. Ковёр на стене, покосившаяся деревянная дверь за спиной малыша, старомодные половики — всё говорило о деревенском стиле. На обороте фото карандашом было выведено: «Наш мальчик в Лесном».

— Лесное… — повторил я, призадумавшись.

Бабушка, услышав меня, дёрнула головой.

— Ты чего, бабуль, — проговорил я, подбежав к ней, — в туалет или водички?

Бабушка поводила зрачками вправо-влево, по нашей давней договорённости это означало «нет».

— Или я тебя напугал голосом своим? — улыбнулся я, погладив её по жиденьким седым волосам. — Гляди, что нашёл… это я на фотографии, да? Только я вот что-то не помню деревню, это, наверное, совсем давно было?

Увидев фото, бабушка раскрыла глаза так широко, что я даже слегка отпрянул от неё. Признаться, меня всегда пугали старухи, я даже шутил с друзьями на эту тему, говорил, что не так страшно встретить на улице классического маньяка с ножом, как одинокую бабку, которая двигается медленно, сгорбившись, но, завидев тебя, вдруг выпрямляется, смеётся и начинает быстро приближаться, вылупив огромные светящиеся глаза. Но не мог же я до безумия испугаться собственной бабушки. Что-то в её взгляде было не так, будто через глаза — единственное не парализованное место — она пыталась донести до меня какое-то предостережение.

Я сидел не в испуге, но в замешательстве, разглядывал фотографию, посматривал на бабушку, которая так и лежала, широко раскрыв глаза. И вот, наконец, я увидел то, что могло напугать мою родную старушку.

Бледное лицо, еле различимое в темноте за покосившейся дверью, напротив которой сидел малыш на велосипеде. В ту минуту мне стало не по себе, я даже подсел поближе к бабушке, как маленький, веря в то, что родной человек спасёт меня от неведомого монстра, уже вылетевшего в эту квартиру за тем прокажённым, что осмелился взглянуть на проклятую фотографию.

Но никто не прилетел, тревога отступила, и ей на смену пришла странная тоска. Так бывает, когда, смотря на играющих во дворе дома детей, вдруг вспоминаешь своё беззаботное детство, когда и воздух был чище, и лето теплее, и будущее казалось бесконечным множеством ведущих в разные стороны дорог, в конце каждой из которых, безусловно, было счастье, горы мороженого, велосипедов, самых дорогих наборов «Лего» и всего остального, о чём ещё можно было мечтать. А потом стрелой, выпущенной из лука злого волшебника разума, голову болезненно поражало осознание упущенного времени, а следующей стрелой была та самая тоска, липкая и беспощадная.

Всю ночь я барахтался на диване, долго не мог уснуть, судорожно вспоминал раннее детство, пытался отыскать в суматошном потоке кадров прошлого хоть мизерное воспоминание о деревне. И вот, наконец, нужный кадр был найден. Это было смутное, покрытое пеленой времени видение, как я, ещё совсем маленький, смотрю на молодую, улыбающуюся мне маму, что сидит на лавочке рядом с одноэтажным деревянным домиком. Мозг работал как конвейер, подбрасывая мне одни за другим расплывчатые образы прошлого, в которых я всё больше и больше узнавал предметы, увиденные на фотографии. Вот и воспоминание о том, как я сажусь на тот самый трёхколёсный велосипед, а вот я уже вожу пальцем по причудливому узору ковра перед сном.

«Было, было, — думал я, улыбаясь, — была деревня».

На утро, снова рассмотрев фотографию, я решил, что мрачное лицо в темноте за дверью есть не что иное, как брак дешёвой плёнки. Да и зудящая в каждой клеточке тела тоска заглушала все остальные чувства, и тревога моя вскоре совсем испарилась.

Первым делом я залез в интернет с запросом о некоем селе Лесное, однако в нашей области таких не было, как и в соседних. Но я не отчаялся, залез во вчерашний чемодан и достал оттуда старую карту автомобильных дорог, на которую вчера я не обратил должного внимания, но чудесным образом вспомнил о ней сейчас.

Между двумя знакомыми мне сёлами обнаружилось вожделенное Лесное. Во мне заиграл азарт, внутри всё кипело, жажда правды и приключений побудила меня немедленно собрать рюкзак и приготовиться к небольшому путешествию.

На дворе было раннее утро вторника, но я уже успел покормить бабушку, одеться и позвонить Алёнке — черноволосой скуластой девчонке, одной из моих близких подруг. Она единственная из всей нашей немногочисленной компании оказалась свободна в такую рань буднего дня.

— Давай, может быть, до выходных подождём? — предложила она мне, потирая сонные глаза. — С ребятами на машине долетим…

— Не могу, — перебил я её, — гложит что-то, понимаешь? Пол ночи не спал… Мне эта деревня, как недостающий пазл, пока не найдёшь — покоя не будет.

— Ладно… а далеко ехать? — улыбнувшись, кивнула она на мой рюкзак. — А то я на легке, только сумочку взяла, вдруг проголодаюсь там.

— Полчаса, не больше, — приободрился я, — но надо будет между двумя сёлами выйти.

Алёнка вопросительно нахмурилась. Тогда я, опьянённый неутихающим азартом, рассказал ей и про карту дорог, и про воспоминания, и про фотографию, естественно, утаив нюанс о лице в темноте. Рассмеявшись моей милой, по-детски разыгравшейся жажде приключений, она согласилась, и мы пошли на остановку, куда через некоторое время должен был подъехать рейсовый автобус прямиком с автовокзала.

Я не слукавил, мы действительно добрались до нужного места за полчаса. Водитель, как, впрочем, и некоторые пассажиры, посмотрели на нас с подозрением, когда мы сначала попросили остановиться посреди трассы, а затем спрыгнули с автобуса в кювет, чуть не переломав ноги. Дверь с шипением закрылась, Алёнка посмотрела по сторонам, осмотрела ноги на предмет клещей, снова нахмурилась и спросила меня, куда идти дальше. Я не растерялся, вытащил свою карту, сделал умное лицо знатока, хотя сам совершенно не разбирался ни как высчитывать масштаб, ни как ориентироваться на местности. Единственной зацепкой было то, что загадочное Лесное находилось справа от дороги, поэтому я гордо скомандовал идти вглубь придорожного поля, надеясь про себя, что не ошибся с направлением. Лучше бы я ошибся, лучше бы мы, чёрт возьми, заблудились в полях и к концу дня вышли бы в одно из знакомых сёл, чем набрели на спрятанные в большом полусгнившем лесу остатки некогда небольшой уютной деревни.

Всё вокруг развалилось, некоторые дома были наполовину сожжены, другие поросли мхом, а третьи вообще практически ушли под землю и стали походить скорее на заброшенные неуклюжие землянки, чем на бывшие добротные дома. Во главе этого дряхлого войска уничтоженных построек стояла странного вида часовня в два этажа, с бурым, выгоревшем на солнце, деревянным куполом, на котором блестел в лучах солнца обломок христианского креста. Она тоже поросла мхом и плющом, став, скорее, запущенным памятником самой себе. Нетронутых этими вездесущими зелёными касаниями природы мест было настолько мало, что мы не сразу разглядели, что часовня выложена белым камнем, само собой, уже потерявшим былую белизну.

Тогда, обрадованный удачными поисками и до головокружения воодушевлённый скорой встречей с родным домом, я не обратил должного внимания ни на то, что в большом лесу не было слышно ни одной птицы, ни на то, что частые порывы ветра, нагоняющие нас в поле, совсем исчезли. Меня даже не смутила идеальная тишина, в которой было слышно, как проминается под весом моего ботинка каждая травинка на заросшей земле. Алёнка же, как мне кажется, всё это подмечала, отчего и переживала, тревожно окликая меня каждый раз, как я бездумно бросался от одного дома к другому.

Моё сердце вновь обуяла тоска, я с горящими глазами метался от дома к дому в поисках своего, такого заветного и родного, Алёнка же покорно носилась за мной. Мои глаза никак не могли зацепиться за что-нибудь знакомое, за какой-нибудь ориентир, уже всплывавший в воспоминаниях. Но вдруг какая-то неведомая сила, будто указала мне невидимым, а лишь только ощущаемым перстом на один из ушедших в землю наполовину домиков. Я тут же бросился к нему.

— Давай-ка через окно, — с улыбкой сказал я, подсвечивая фонариком зияющую чёрную дыру у самой земли.

— Давай сам, — отмахнулась Алёнка, покосившись на окно, — я лучше тут…

Я пожал плечами, присел на корточки и смело скользнул в дыру. Стоило мне оказаться в просторной комнате, как в голову вновь ударили воспоминания. Рассматривая в свете фонаря знакомый ковёр на стене, измазанные грязью половики и покосившуюся дверь, я постепенно восстанавливал картину событий, но в одно мгновение всё вдруг померкло. Мне показалось, что я ощущаю не прилив ностальгии от встречи с домом, а дежавю. Каждый предмет, попадающий в свет фонаря, казался знакомым, и эти виды отзывались дрожью в моей груди, но тут же все чувства сходили на нет, прогоняемые одной простой мыслью: «Этого не могло быть!»

В окно проскользнула Алёнка, я не был этому удивлён и даже ничуть не испугался, ибо знал, что стоять на заброшенной деревенской улице одной куда страшнее, чем в тёмном доме, но вдвоём.

— Вот тут, — говорил я ей, подсвечивая место у двери, — прямо здесь я сидел на велосипе… — я не договорил, тревожное сомнение внезапно набросилось на меня, мысли завертелись неподвластным человеку ураганом, я зажмурился.

Чем больше стояли мы в этом доме, тем более абсурдными казались мне мои же воспоминания. Всё вокруг из родного превращалось в пугающее чужое, старые кадры прошлого вылетали из головы, и теперь её занимала одна только мысль: «Беги отсюда, этого не могло быть!»

— Господи, — прошептала Алёнка, до боли вцепившись мне в руку, — там лицо, — она тащила меня к окну, указывая рукой на покосившуюся дверь.

— Пойдём отсюда, — будто протрезвев, выпалил я, сглотнув слюну, и тоже уставился на темноту за дверью.

Когда мы, стараясь не шуметь, добрались до окна и уже хотели вылезти, с улицы донёсся тихий хрип, будто какая-то удушающая болезнь поразила лёгкие человека, лишив его возможности свободно дышать. Следом послышалась человеческая речь:

«Тихо, тихо, рано ещё, пошли…» — басил кто-то, заглушая страшный хрип.

Мы с Алёнкой переглянулись. Я ещё раз осветил комнату фонарём в поисках другого выхода, но единственной дверью была та самая, покосившаяся. Перед глазами всплыла фотография, мозг сам навёл фокус на выглядывающее из темноты бледное лицо, по моей спине пробежал холодок, ноги будто онемели и расплавились, намертво прилепив меня к скрипучему деревянному полу.

Снова хрип, на этот раз ближе. Мы ждали спасительного голоса, что отозвал неведомое хрипящее существо, но того всё не было, и страшные звуки неустанно приближались.

Наконец я, подобно мощному компьютеру, перезагрузился. Телу вернулась былая сила, а осознание того, что всё вокруг не моё родное и никогда им не было, позволило заново пробудиться трезвому разуму. Я схватил Алёнку за руку и повёл её в темноту.

«Никакого лица нет, — думал я, распахивая скрипучую покосившуюся дверь, — этого не могло быть!»

Сильный удар, прилетевший мне в затылок, сбил меня с ног и заставил скрутиться на полу. Небольшая веранда, в которую вела зловещая дверь, вмиг осветилась несколькими огнями толстых восковых свечей. Напротив нас стояла высокая, невероятно мерзкая женщина, совершенно нагая и с чёрно-жёлтой гниющей дырой в щеке. Согнувшись надо мной, она разразилась звонким противным смехом.

— Попались! Попались! Каждый раз попадаются! — приговаривала она, пиная меня грязной ногой.

Крепкие руки схватили моё скрюченное тело, с пола меня поднял уродливый лысый мужик с залитыми гноем глазами. Другой, такой же крупный и лысый, поднял Алёнку. Мерзкая женщина с дырой в щеке приблизилась ко мне и захохотала прямо в лицо. От ужаса я поплыл и вскоре потерял сознание.

В чувства меня привёл всё тот же смех, но на этот раз она смеялась в лицо Алёнке, лежащей на своеобразном каменном алтаре. Он же стоял посреди небольшой круглой комнаты с тянущейся вдоль поросших мхом сырых стен лестницей на второй этаж. Я сразу понял, что мы находимся в часовне. Пошевелиться я по-прежнему не мог, сильные руки лысого упыря с гниющими глазами крепко держали меня. Второй лысый громила на пару с широкоплечим безногим карликом держали визжащую Алёнку на алтаре.

Мерзкая смеющаяся женщина приказала поднять тело моей подруги, громила и карлик, что нелепо сжимал одной рукой Алёнкины щиколотки, а второй держался за край алтаря, чтобы не свалиться, подняли беззащитную девушку, что уже охрипла от крика. Тогда-то я и услышал другой хрип, более громкий и страшный. Он заглушил Алёнины стоны и разом прекратил смех упырихи с дырой в щеке. Этот хрип пробирал до глубины души, водил острыми когтями по самим костям, от него хотелось выть, но не получалось и раскрыть рта.

Когда поражающие до глубины души звуки утихли, упыриха, слегка усмехнувшись, выставила на алтарь пять маленьких баночек и подняла над ними свою руку. Тонкими длинными иглами, примотанными к обрубкам пяти пальцев, она проколола Алёнке спину, и из пяти ран аккуратными струйками прямо в баночки полилась алая кровь. Когда все сосуды были наполнены, женщина вновь залилась смехом; она вылила кровь в большую, замызганную бурыми пятнами, трёхлитровую банку, приказала опустить тело девушки и с размаху впилась в её губы своей жуткой дырой на щеке. Затем, она что-то сплюнула в банку с кровью, слегка помешала содержимое и, приободрившись, воскликнула: «Хватает! Хватает!»

Крепкие руки отпустили меня, и я рухнул на сырые камни. Женщина, два громилы и карлик поспешили вверх по лестнице, оставив нас с Алёнкой вдвоём. Не теряя времени, я подхватил её, бесчувственную, как тряпичную куклу, на руки, и двинулся к выходу. Страшный хрип вновь прошиб меня насквозь. Я уронил Алёнку, упал прямо у двери и затрясся в жутком припадке.

Хрип перерос в вопль, он был намного страшнее, но, видимо, не имел такой мощной силы, чтобы и дальше держать меня в часовне. Я поднялся, вновь взял Алёнку на руки, выскочил из часовни и понёсся прочь, слыша за своей спиной ужасный смех упырихи и нарастающий вопль.

Уже спустились сумерки, когда мы добрались до дороги и рухнули в кювет. Спустя несколько минут, проведённых в тревожном ожидании погони, вдалеке послышался гул машины. Я до сих пор безмерно благодарен тем дачникам, что заметили нас у дороги и согласились подвезти до ближайшей больницы.

В приёмном отделении мне пришлось много врать о том, как мы, простые студенты, ищущие приключений, сошли с автобуса и по своей глупости рухнули в кювет, где потеряли сознание, благо отличным подтверждением моих слов стали обнаруженные на наших телах ссадины и кровоподтёки. Ещё я очень боялся вопросов касательно следов от игл у Алёнки на спине, но у меня никто ничего не спросил.

Алёнка так и осталась парализованной, лишь глаза и веки стали её верными помощниками в коммуникации с другими людьми. Я ухаживал за ней в больнице и, конечно же, не мог не проверить её спину, однако дыр, проделанных упырихой, я так и не нашёл, видимо, врачи тоже их не обнаружили.

С тех пор Алёнка находилась дома, недвижимо проживая день за днём в одной и той же позе. Друзья вскоре отвернулись от неё и перестали даже упоминать в разговорах. Я навещал её дольше всех, но каждый раз, стоило мне приблизиться к ней, она раскрывала глаза и с ужасом глядела на меня. Впоследствии я тоже перестал её навещать.

С тех пор прошло больше десяти лет. Давно не стало бабушки, она ушла тихо, во сне.

Не стало и Алёнки, после обеда она захлебнулась рвотой.

И вот, на поминках моей подруги, на которые из всей нашей бывшей дружеской компании пришёл только я, кто-то из Алёнкиных родственников поднял тему мистического и необъяснимого. Каждый рассказывал что-то своё, кто-то нёс откровенный бред про вампиров, кто-то травил байки из детства, а кто-то вроде меня вообще отмалчивался, пожимая плечами.

Но тут слово взяла моя мама, что была хорошей подругой Алёнкиных родителей, поэтому тоже присутствовала на поминках.

— Я в институте тогда училась, — рассказывала она, — мама уже парализованная лежала, поэтому мы с папой как-то вдвоём всё время… вот, стали разбирать шкаф с вещами, и я там нашла маленькую фотографию, старенькую…

Чем больше она говорила, тем больше холодели мои руки, холодные дла;ни ужаса били мне пощёчины, и по щекам бежали мурашки.

— А на фотографии девочка стоит с куклой в каком-то деревенском доме, — продолжала мама, — ещё помню, я там даже испугалась чего-то, то ли глаза какие-то странные выглядывали, не помню уже. Ну я разворачиваю, посмотреть, может подписано, а там надпись, как же… наша девочка в Лесном, вроде бы.

— Село что ли какое-то? — спросила какая-то женщина, сидящая слева от мамы.

— Я тоже думала, что село, — ответила она ей, покрутив головой, — и даже вроде вспомнила что-то, как будто в детстве там правда с куклой стояла. Только как папе показала фотографию, он весь побледнел, порвал её и мне пригрозил, чтобы не ездила никуда. Я у него спрашиваю, мол, что это за село Лесное такое, а он как-то на маму косится и мне шепчет: «Я всю жизнь, — говорит, — по области мотаюсь. Нет у нас никакого села Лесное, Леночка. Лесное — это кладбище». Я потом ещё узнавала, там самоубийц хоронили, сатанистов всяких, ну, чтоб подальше от деревни…

Стол молчал, кто-то недоверчиво осматривал маму, кто-то удивлённо качал головой, и один лишь я сидел неподвижно, считая секунды до ухода.

***

Считайте этот рассказ моей исповедью и предостережением.

По сей день я борюсь с невероятным искушением отправиться в Лесное, проверить, действительно ли в том лесу меня ждёт кладбище или я снова увижу полуразрушенные домики и странного вида каменную часовню.

И раз уж я ещё жив, то заклинаю вас, не смотрите старые фотографии, не доверяйте странной тоске, не рискуйте своей жизнью и рассудком. Кто знает, сколько ещё таких Лесных разбросано по нашей Необъятной? И сколько неведомых обладателей страшного хрипа ещё нуждаются… в оживлении.


***
©Все права на озвучивание рассказа принадлежат YouTube-каналу DARK PHIL. Другие озвучки будут считаться нарушением авторского права. Благодарю за понимание!


в детстве деревня фотографии оккультизм голоса существа
1 973 просмотра
Предыдущая история Следующая история
СЛЕДУЮЩАЯ СЛУЧАЙНАЯ ИСТОРИЯ
2 комментария
Последние

  1. Натали 19 ноября 2021 12:04
    Дичь такая.
  2. Александр 20 ноября 2021 21:58
    Есть у нас в области город Лесной) там тоже не стоит появляться, да и не пустит никто. Уран там обогащают.
KRIPER.NET
Страшные истории