Ивану Борисовичу снился кошмар.

Под закрытыми веками хаотично двигались белки глаз, голова судорожно подёргивалась. Пальцы рук нервно сжимались и разжимались, то и дело стискивая в комок мокрую от пота, простыню. Губы беззвучно шевелились. Ноги сгибались в коленях и тут же отстреливали пружиной, словно старик пытался бежать во сне. Убегая или, наоборот, догоняя кого-то. 

Внезапно морщинистые веки распахнулись. Красные от недосыпа, глаза, взволнованно уставились в потолок. Плавно спустились на стены, бегло изучили скудную мебель, задержались на зашторенном окне. Медленно, но верно свыкаясь с мыслью, что всё последнее время, лёжа под тонким, больничным одеялом, на жутко неудобной одноместной койке, он спал, а не метался как угорелый внутри старого дома, в безуспешных попытках найти пропавшего друга… 

Кошмар. Просто ещё один ночной кошмар.

Осознав, наконец, что реальность здесь, а не там, Сомов облегчённо выдохнул. Глубоко подышал некоторое время, унимая взволнованно бьющееся сердце и, окончательно придя в себя, присел на кровати. Растёр сухими ладонями заспанное, слегка влажное от пота, лицо. Небрежно откинул одеяло в сторону. Опустил ноги на пол.

В помещении стояла нестерпимая духота. Воздух был спёртым, тягучим. Пижама сильно промокла потом и, ко всему прочему, ужасно хотелось пить. Вспомнив, что возле поста медсестры стоял кулер со свежей водой, старик, опёршись рукой на прикроватную тумбочку, осторожно выпрямился. Потянулся, разминая затёкшие мышцы и, нащупав ступнями тапки, неспешно поковылял к выходу.

Странно, но, в отличие от предыдущих ночей, в коридоре отсутствовало дежурное освещение. Лишь благодаря настольной лампе, включённой непосредственно на посту медсестры, внутри сумрачного тоннеля, коим сейчас представлялся больничный коридор, всё ещё сохранялась слабая видимость.

Поскрипывая резиновой подошвой, Иван Борисович побрёл в направлении тусклого света. До цели оставалось считанное количество шагов, когда слух старика уловил первые отрывочные фразы. Похоже, дежурная медсестра вела с кем-то негромкую беседу. Замерев на месте и прислушавшись, Сомов вскоре догадался, что она разговаривает по телефону.

-  Мама, ну что ты такое говоришь? Ты себя слышишь вообще? Как он мог вернуться? Что за глупости?

Пауза.

-  Мама, прекрати, пожалуйста. Перестань себя мучить, и меня заодно. Папа умер, мы обе об этом знаем… да… да, я понимаю, как тебе без него тяжело. Поверь, мне его уход тоже дался непросто. Но прошлого не изменить и не вернуть, а подобным поведением ты делаешь только хуже. В первую очередь самой себе. Я с уходом отца смирилась и тебе пора уже успокоиться и признать тот факт, что его больше никогда не будет рядом… Нет, в ближайшее время приехать не смогу. Никак. Сегодня на дежурстве. Завтра планировала отсыпаться. Может, во вторник? Что скажешь? Я на первую электричку сяду и к восьми утра уже буду у тебя. Мамуль? Ну, я прошу тебя. Не плачь, пожалуйста. Я и так себе места не нахожу. Тебе просто привиделось, пойми. Когда подолгу тоскуешь о любимом человеке, да ещё живя в пустом доме, в одиночестве, подобное порой случается. Кстати, в прошлый раз я тебе успокоительное привезла, помнишь? Вот… Отлично. Прямо сейчас выпей две таблетки и ложись спать, хорошо? Можешь даже телефон не отключать. Я буду с тобой разговаривать, пока не заснёшь. А когда приеду, обещаю, мы обязательно сходим навестить папу. Вместе. Уверена, после этого тебе станет полегче. Ты слышишь меня, мамуль?

Закончив фразу, девушка умолкла. Благодаря образовавшейся тишине, Сомову удалось расслышать слабый голос, доносившийся из телефонной трубки. Слов он, конечно, не разобрал, но терпеливо выслушав говорившего, медсестра лишь горько вздохнула.

- Мам, пожалуйста… сделай, как я прошу. И не надо никому больше звонить. Я сама этим займусь, когда приеду. Я же уже говорила. Мам… мама, послушай…алло? Мама? Мама! Блин!

Девушка нервно отбросила телефон и уткнулась лицом в ладони. Хрупкие плечи задрожали, а аппарат, громко стукнувшись о поверхность стола, завращался, по инерции проскользил до края и замер на самой кромке, чудом не слетев на пол.

Очевидно медсестра не представляла, что уже некоторое время находится не одна. И чтобы ненароком не испугать девушку, прежде чем выйти из сумрака, Иван Борисович тихонько покашлял в кулак. Та резко вздрогнула и обернулась на источник шума. Суетливо вытерла рукавом мокрые от слёз, глаза. Поморгала немного, фокусируя зрение, вопросительно уставившись в темноту и, разглядев робко перетаптывающегося с ноги на ногу знакомого пациента, облегчённо выдохнула.

- Иван Борисович, это вы там? Ну, даёте! Напугали меня до чёртиков… что-то случилось?

- Да нет, дочка, не волнуйся. Всё у меня в порядке. Извини, что так вышло. Хотел вот водички у тебя попросить. Уж больно жажда одолела, спать не могу.

- Ах, вон оно что. Подходите, конечно. – Девушка достала из полиэтиленового пакета одноразовый стаканчик. Протянула старику. – Вода специально для пациентов поставлена, так что спрашивать не обязательно. – И ласково улыбнувшись, добавила. – Одно условие только есть. В ночное время не подкрадываться.

- Спасибо, милая, - поблагодарил Сомов, но стакан не взял, - не сочти за труд, милая, но не могла бы ты сама? Я всех этих ваших новомодных устройств побаиваюсь, если честно. Как-то не ладится у меня с ними. Я и телефон-то только кнопочный сумел освоить. Так поначалу даже с ним повозиться пришлось.

Медсестра понимающе улыбнулась, забавно шмыгнув курносым носиком.

- Ладно, помогу, раз такое дело. А, может, вам чаю заварить? Хотите? У меня здесь и чёрный есть, и фруктовый. Вы какой предпочитаете?

- Чёрный, пожалуй. А не помешаю тебе? Наверное, и без полуночников, навроде меня, забот хватает?

- Что вы, Иван Борисович, совсем нет, хоть поболтать будет с кем. В нашем отделении по ночам скука смертная. Очень редко что-то происходит. А сегодня вон ещё и с освещением дежурным ерунда какая-то творится…

Словно в подтверждение её слов, один из дальних плафонов тускло замерцал и вскоре снова потух.

- Ну, раз так, то я с удовольствием. Ты сваргань тогда дочка, а я пока тут, на стульчике посижу. Звать-то тебя как, милая?

- Ольга я, - достав из ящика стола два пакетика чая, медсестра отвернулась к кулеру, - мы же с вами знакомились уже. Забыли? В палате, вчера утром. Когда я вам постельное меняла.

- Да? Может быть, - Сомов усмехнулся, - я так-то порой, что час назад делал, не всегда упомню, а ты говоришь вчера.

- Ой, да ладно вам, Иван Борисович, наговаривать на себя. Видно же, что вы ещё мужчина ого-го! – Оля на секунду отвлеклась от приготовления чая и, хитро подмигнув, задорно рассмеялась. Поставила на стол стаканчики с дымящимся кипятком. – Пряников, кстати, хотите? У меня вишнёвые есть. Очень вкусные.

- Нет, дочка, спасибо. Не голоден я, так попью.

Сомов потянулся к стакану и как бы невзначай коснулся Ольгиной кисти. Его взгляд на мгновение стал пустым, будто он отключился на время. Глаза заволокло дымкой но стоило их рукам разомкнуться, к ним снова вернулась прежняя ясность. 

Старик нахмурился. Озадаченно поднёс стаканчик к губам. Осторожно, чтобы не обжечься, сделал небольшой глоток.

- Олюнь, ты прости, конечно, - вновь подал он голос чуть погодя, - я тут часть твоего телефонного разговора застал. Не специально, не подумай. Так вышло. Но вот какая штука. То, что я услышал, меня, честно говоря, сильно взволновало.

Доброжелательность исчезла с лица дежурной медсестры, резко сменившись на выражение искреннего изумления. Зелёные глаза предательски заблестели, быстро наполняясь щемящей тоской.

- О чём вы, Иван Борисович? – Шмыгнув носом, Ольга отвернулась, старательно делая вид, что потеряла что-то среди бумаг, веером разложенных на столе.

- Я про твою маму. С ней что-то нехорошее произошло?

– Вовсе нет. С чего вы взяли?

- Ну, я же говорю – часть вашего разговора услышал. Кто-то донимает её, да?

- А, вот вы о чём. Да нет. Тут дело в другом. Просто… отец недавно умер. А она всё никак не примет… ну… что его больше нет. По этой причине слегка не в себе последнее время. То увидит кого, то услышит. Ерунда в общем мерещится разная. Давайте лучше о чём-нибудь приятном поговорим?

- То, что мерещится, я как раз понял. – Последнюю просьбу Ольги Сомов словно пропустил мимо ушей. - Меня иное смутило, дочка. – Старик прервался и пожевал губами, подбирая нужные слова, осторожно продолжил. – Твоя мама сказала: «Папа вернулся». Что, по-твоему, она имела в виду?

Девушка неопределённо пожала плечами.

- Рассказывает, проснулась, захотела, как и вы вот, воды выпить. Зашла на кухню, в окно случайно глянула. А там, снаружи, мужчина стоит. В упор на неё смотрит, не отрываясь. На улице, конечно, темно уже было, внешность не разобрать, но мама, почему-то уверенная, что это отец, из дома выскочила, стала звать его. А человек этот, из-за угла выглядывает, но к ней не подходит. Смотрит только на нее и рукой к себе манит. Призывно так. Сама, мол иди. Ну, она не удержалась и пошла. А когда несколько шагов их всего разделяло, человек тот, вдруг… рычать начал. Будто зверь какой. Мама как от  наваждения очнулась. Перепугалась, шарахнулась от него и обратно в дом бежать. Заперлась. Мне давай звонить. Я ей первым делом сказала, чтобы полицию вызвала. Мало ли кто там во дворе шастает. А она ерунду какую-то городит. Не буду, говорит. А если это Миша? Испугается, уйдёт, не вернётся больше… Устала она, Иван Борисович. Спит в последнее время плохо, не кушает толком. Изводит себя. От этого и чудится всякое. Я попробовала её переубедить, посоветовала успокоительного выпить, а она в ответ психанула и трубку бросила. Что мне теперь дальше делать, не знаю. До утра с ума сойду.

- А отец как умер? – задал неожиданный вопрос Иван Борисович.

- Несчастный случай. Он из командировки возвращался, с Дальнего Востока, и так вышло, опоздал на последний автобус. До деревни, где у них с матерью дом стоит, десять километров всего от вокзала. А он у меня охотник, привыкший к большим расстояниям. Вот и пошёл… Его тело только через три дня обнаружили. В канаве, недалеко от дороги. Машина сбила. Виновника так и не нашли.

Ольга вытерла рукавом спровоцированные неприятными воспоминаниями, слёзы. Иван Борисович аккуратно поставил наполовину опустевший стакан на стол и слегка подался вперёд. Сосредоточенно посмотрел на собеседницу.

- Вот что, дочка. Я тебе сейчас расскажу кое-что, а ты слушай внимательно, не перебивай. И, главное, не подумай, что я сбрендил на старости лет. Уверяю тебя, это далеко не так. В общем то, что ты рассказала, внушает мне серьёзные опасения относительно благополучия твоей матушки. Есть подозрение, что в большой опасности она. Ехать к ней нужно. И ехать немедленно.

- Что? Что вы такое говорите, Иван Борисович? – Ольга нервно усмехнулась и машинально отстранилась. - В какой ещё опасности?

- Я же просил, не перебивай! – неожиданно вспылил Сомов и сильно стукнул кулаком по столу. – Думай, что хочешь, но я практически уверен - не показалось матери твоей!

- Как это… не показалось?

- А так это. Там он. Вернулся. Вопрос, на кой ляд? – Старик поднялся. – Собирайся. Прямо сейчас вместе и отправимся.

- Подождите, Иван Борисович… стоп! Куда?! У вас выписка только послезавтра, у меня дежурство. С чего вы вообще… Знаете что, давайте-ка, я вас в палату провожу. И укол сделаю. Не нравитесь вы мне совсем.

Окончательно растерявшаяся девушка попыталась подняться, но Иван Борисович опередил её. Перегнулся через стол, схватил за плечи и грубо встряхнул.

- Ольга! Услышь меня! С такими вещами не шутят! Не поверишь мне и, возможно, мать живой больше не увидишь!

Оторопело раскрыв рот, медсестра изумлённо вытаращилась на старика, и несколько секунд испуганно молчала. За это время что-то, посредством взгляда пожилого мужчины, успело проникнуть ей в мозг. Что-то такое, что она не могла объяснить словами, но против чего не находила аргументов. В итоге, растерянно отвернувшись, она потупилась и слабо покивала.

- Ну, вот и отлично. Собирайся тогда, а я пока звонок один важный сделаю.

***

Пересчитав причитающуюся за поездку сумму, таксист удовлетворённо кивнул. Убрал купюры в бумажник и, дождавшись, когда клиенты окончательно покинут салон, принялся разворачивать автомобиль в обратном направлении.

После тёплого нутра машины, по телу пронеслась волна холодного озноба. Рефлекторно поёжившись, Сомов достал сигарету и, прикуривая, бегло оглядел округу. 

Деревня, как деревня. На улице чисто, спокойно. Домов сорок, навскидку. От трёхэтажных кирпичных; с высоким, каменным забором, до небольших двухэтажных; сохранившихся ещё со времён однотипной советской постройки, огороженных примитивным частоколом реечного штакетника. Вскинул руку с часами - стрелки показывали четыре утра. До рассвета совсем недолго. Это радовало.

Дом Ольгиных родителей стоял прямо напротив. От них требовалось лишь перейти дорогу, и спуститься по ступеням импровизированной лесенки, кем-то заботливо выдолбленной в склоне песчаной насыпи. 

Непосредственно от калитки начиналась дорожка из декоративных плиток, тянущаяся через весь двор до самого крыльца. Вторая такая же, соединяла дом с хозяйственными постройками. По краям обеих рядами росли молодые яблони.

Сомов едва успел коснуться деревянной дверцы, когда откуда-то неподалёку, неожиданно взвыла собака. Заунывным, протяжным воем. Мгновенно подхваченный встревоженными глотками с других дворов, он эхом разнёсся по округе и следом, из кустов поблизости в воздух взметнулась всполошённая чёрная птица, шумно захлопав крыльями в метре от лица Ольги. И без того прибывающая на грани нервного срыва, коротко вскрикнув, та неуклюже шарахнулась в сторону старика, и только чудом не сбила его с ног.

- Простите, - принялась оправдываться девушка, отступая назад, - я от переживаний сама не своя, а тут ещё… птица эта.

Сомов ободряюще приобнял её за плечи. 

- Да всё в порядке, дочка. Не волнуйся. – Свободной рукой старик потянул калитку на себя и немного посторонился, пропуская её вперёд. – Не торопись. Подыши. Не стоит показываться матери в таком состоянии. 

- Да, да, вы правы, конечно, - согласилась Ольга, но сделав первый шаг, тут же остановилась, - Иван Борисович, а можно я ей позвоню сначала? Не хочу, чтобы маму напугал шум, что мы создадим при входе. 

Сомов молча кивнул.

Слегка подрагивающей от волнения, рукой, девушка выудила из сумочки телефон и принялась набирать номер. На самом деле она пробовала дозвониться до матери и раньше, пока они ехали. Но та, после разговора в больнице, так ни на один вызов и не ответила, тем самым вынудив дочь волноваться только сильнее. И хотя в глубине души Ольга надеялась, что мать просто уснула, нехорошее предчувствие всё же крепко засело в груди, и периодически неприятно сдавливало её в области сердца.

Длинные гудки разорвали ночную тишину, выплеснувшись из динамиков пронзительной трелью. Она оказалась настолько громкой, что от неожиданности девушка вздрогнула и нервно отстранилась от аппарата. А заметив вспыхнувший одновременно с ними, экран второго мобильника, удивлённо уставилась на него. Тот лежала неподалёку. В траве. Буквально в десяти шагах от неё.

Аппарат трижды натужно провибрировал, а затем принялся проигрывать простенькую мелодию звонка, от которой сердце в груди Ольги испуганно замерло. Ведь она уже слышала этот рингтон раньше. И не один раз.

На мамином телефоне!

Стрелой метнувшись к аппарату, девушка подняла его с земли и, убедившись в собственной догадке, перевела встревоженный взгляд в сторону дома. Севшим от волнения, голосом, она сдавленно произнесла:

 - Мама…

Неуверенно шагнула в направлении крыльца, а затем, словно очнувшись, резко сорвалась с места и бегом взлетела по ступенькам. Рванула ручку входной двери на себя, ворвалась в тёмное нутро предбанника и закричала изо всех сил:

– Мама! Мамочка! Где ты? Это я, отзовись!

Внимательно следивший за ней, Сомов, мгновенно подобрался. Его взгляд стал внимательным, цепким. И, опасливо озираясь, он поспешил в дом

Освещения внутри не было. Первые шаги дались нелегко, Иван Борисович двигался практически на ощупь. И только на кухне, за счёт лунного света, проникающего в дом через широкое, идеально вымытое, окно, видимость оказалась заметно лучше.

К тому времени Ольга уже успела осмотреть первый этаж и, не сказав ни слова, метнулась мимо старика к лестнице, ведущей на второй. Иван Борисович остался ждать внизу. Зрение постепенно привыкало к сумраку, и он уже мог различать осколки разбитой посуды на полу, перевёрнутую табуретку, наполовину стянутую со стола скатерть, а также кое-какие предметы одежды, хаотично разбросанные по соседней комнате. 

На одной из стоевых дверной коробки Сомов заметил кровавый след в виде человеческой ладони с неестественно длинными фалангами пальцев. Заинтересовавшись, старик подался вперёд, желая рассмотреть находку детальнее, но вновь застучавшие по ступенькам женские каблуки, отвлекли его, и пришлось обернуться на ворвавшуюся в кухню, обезумевшую от переживаний, Ольгу. Тяжело дыша, та быстро затараторила:

- В доме её нет. Иван Борисович, её нигде нет! Господи, неужели вы были правы? Неужели… о, боже мой… Пожалуйста, помогите найти маму, умоляю вас!

- Успокойся, дочка. Обойдёмся без поспешных выводов, хорошо? Расскажи-ка лучше, как свет здесь включить, а то я толком не вижу ничего.

- Выключатель слева от вас. Но я уже пробовала, электричества нет. В деревне такое случается. На въезде трансформатор стоит, очень старый. Месяц назад обещали на новый заменить, но пока не сделали. Там, справа, буфет, - девушка указала в темноту, в шаге от старика, - на нижней полке должен фонарик лежать и свечи. Посмотрите. Мама всегда их там держит на подобный случай.

Сомов опустился на корточки перед кухонным шкафом. Распахнул створки. Вслепую поводил ладонью вдоль полок. Ага, вот. Ещё пара секунд и вдоль стен кухни замельтешил луч искусственного света.

- Совсем другое дело. – Старик бегло осмотрел убранство кухни, а затем осветил и часть соседней комнаты. Криво сдвинутый стол, разбитая ваза, разбросанная повсюду рваная одежда и другие следы борьбы, определённо наводили на тревожные мысли. Однако, глядя на быстро теряющую самообладание, Ольгу, выражать их в слова Сомов не решился. – Ладно, давай попробуем порассуждать. Телефон лежал в траве, так? Выходит, мама, несмотря на твою просьбу, всё же вышла на улицу. А значит, в первую очередь нам стоит вернуться во двор и всё там хорошенько осмотреть, согласна?

- Да. Конечно. – С надеждой в глазах закивала Ольга, и уже было дёрнулась бежать, но Сомов её задержал, цепко ухватив за локоть.

- Постой, дочка. Не торопись. Позволь, я сам это сделаю. Ты лучше вот что скажи, оружие в доме есть?

- Да, у отца охотничье ружьё в ящике заперто. Где-то там, - она неопределённо махнула рукой, - в дальней комнате. А у вас своего разве нет? Ну, для таких дел?

- Было раньше. Попользоваться одолжил. Проблема в том, что возвращать, похоже, не планируют. Ну да ничего, не пальцем деланные. Перебьёмся. Поступим так. Ты сходи пока, ружьишко отцово поищи. А я за это время вокруг дома обойду, осмотрюсь, что там, да как. Если что, сразу зови. 

Ольга послушно кивнула и юркнула в темноту соседних комнат. Иван Борисович же, вернулся на крыльцо и , выставил перед собой фонарь, не спеша двинулся вдоль стены дома, тщательно осматривая ближайшее окружение. Луч света послушно метался по придомовой территории, периодически задерживаясь на привлекающих внимание старика, вещах. Вот заляпанная чем-то бурым косынка, повисла на кусте, зацепившись за ветки. А вот, в шаге от забора, валялся испачканный в грязи женский полуботинок.

Дойдя до угла, Иван Борисович остановился. С этой стороны дома располагался распаханный участок земли, густо усеянный разросшимися побегами картофеля. Они росли настолько плотно друг к другу, что на расстоянии создавалось впечатление длинного, зелёного пледа, укрывавшего ближайшие пару «соток».

Вскоре Иван Борисович разглядел посреди него пятно помятых стеблей и перенаправил туда луч света. Определённо совсем недавно на том месте лежало нечто громоздкое и, судя по глубокой колее, оттащенное позже в направлении противоположного края поля. 

Предполагая худшее, Сомов взволнованно зашагал вдоль борозд, надеясь опровергнуть ужасную догадку, но в итоге наткнулся на земляную насыпь, сооружённую прямо на поле. Из-под верхнего слоя ещё влажного чернозёма отчётливо выбивались края шерстяной кофты, а снизу, ближе к основанию торчал носок точно такого же полуботинка, что ему попадался на глаза возле забора.

Одновременно с этим из-за угла дома вынырнула запыхавшаяся Ольга. Она подбежала к старику и, сбиваясь от волнения, стала объяснять, что ящик закрыт, а ключи, скорее всего, висят на общей связке, которую мама обычно носит с собой. На страшную находку Сомова она поначалу внимания не обратила, но, когда всё же заметила, резко осеклась на полуслове. Морщины на её взволнованном лице распрямилась, а рот принялся беззвучно открываться и закрываться, как если бы девушке внезапно перестало хватать воздуха. Глаза Ольги испуганно забегали между стариком и кучей земли, стремительно наполняясь слезами.

Лишившись самообладания, она ловко обогнула старика, упала на колени возле основания насыпи, и принялась судорожно отбрасывать землю с места, где должно было скрываться лицо матери. 

Несколько томительных секунд и ей предстали посиневшие веки; перепачканные в грязи, седые волосы, плотно облепившие лоб и щёки, а также яркие кровоподтёки, оставленные чьими-то длинными пальцами на дряблой коже шеи...

Руки девушки задрожали. Отказываясь верить глазам, она осторожно коснулась кончиками пальцев холодной щеки.

- Мамуль? Мамуль, ну ты даёшь, прямо на земле уснула… как же это у тебя так вышло, родная? А ну-ка, давай! Поднимайся.

Где-то глубоко в подсознании опытная медсестра понимала, что её мать мертва. Но сердце признавать свершившийся факт отказывалось. На автомате повторив свою просьбу несколько раз, девушка, наконец, замерла, не сводя остекленевших от горя, глаз с безжизненного тела. Неподвижно таращилась на него какое-то время и, вдруг, резко выпрямив спину, грубо схватила мёртвую женщину за плечи и неистово затрясла.

- Очнись! Ты не могла умереть! Нет! Я не верю! Немедленно вставай!

Глядя на её поведение, Сомов осторожно приблизился и, по-отечески приобняв, аккуратно, но настойчиво потянул на себя, вынуждая отпустить покойницу. Между делом заметил связку ключей, выглядывающую из-под земли рядом с телом.

- Я не понимаю, - безвольно осев прямо на клубни, то и дело всхлипывая, запричитала Ольга, - не понимаю. Кто мог такое с ней сделать? За что?

- Пока не знаю, милая. - С тревогой вглядываясь в темноту, ответил старик. - Но, кем бы он ни был, он до сих пор может оставаться поблизости. А, значит, нам стоит немедленно вернуться в дом и добраться до оружия твоего отца. Скоро приедет мой друг, он поможет. А пока рассчитывать придётся только на себя…

- Я её здесь не брошу!

- Послушай! – Сомов резко обернулся, однако мысль не закончил, прервавшись на полуслове. В считанных метрах от них, в зарослях густого кустарника, растущего на противоположном краю картофельного поля, послышалось чьё-то утробное рычание.

Мгновенно напрягшись, Сомов медленно повернулся и посетил в сторону раскидистых веток. Наткнулся на два тёмно-красных огонька, неподвижно застывших среди них, и злобно блеснувших в луче света.

- Оля… - тихонько позвал Иван Борисович, стараясь не делать резких движений. Осторожно присел, ощупывая землю в поисках ключей. – Поднимайся, дочка. Мы уходим. Прямо сейчас.

Однако девушка не послушалась. Обхватив колени руками, она будто впала в ступор и, уставившись в одну точку перед собой, принялась мерно раскачиваться из стороны в сторону, еле заметно шевеля губами. 

В тоже время существо, скрывавшееся в зарослях, наоборот, словно только и ждало, когда на него обратят внимание. Зашумело, зашевелилось. Красные огни подались вперёд, а затем и вовсе взметнулись вверх. В свете луны проявился высокий, худой силуэт. От него к покойнице потянулась безумно длинная, тонкая, с виду похожая на стремительно увеличивающуюся в размерах, ветку, рука и кончиками сухих пальцев-побегов дотронулась до остывшего лба.

- Поднимись… - хрипло пробасило нечто.

Веки покойницы послушно распахнулись. Женщина резко села. Не поворачивая туловища, повернула голову в сторону дочери и уставилась на неё мутными, словно лёд, бельмами. От вида ужасающего зрелища Ольга замерла и, показалось, перестала дышать.  

Сомов же медленно передвинулся к ней, протягивая руку с ключами.

- Вставай, кому говорю… - процедил он сквозь зубы.

Оживший труп повело судорогой. Мелко затрясло. Кожа по всему телу пошла буграми. Принялась то раздуваться, то проседать. Внутри мёртвой женщины что-то ожило, закопошилось. Что-то большое, скользкое и извивающееся.

Её сильно затрясло. Грудную клетку несколько раз вдавило и выгнуло. Рот широко распахнулся, и наружу полезли тонкие древесные корни. Кожа на руках и ногах молниеносно покрылась десятком гнойных пузырей, спустя секунду лопнувших и выплюнувших в ночную тьму дополнительные змеевидные отростки.

Искривляясь и извиваясь, будто радуясь долгожданной свободе, они принялись стремительно заполнять пространство вокруг трупа. Самые крупные из них, имитируя гигантских червей, вгрызались в землю. Беспрестанно набухая, распрямлялись и приподнимали то, что ещё недавно было телом человека, перерождая его в гигантского паука, с изуродованной покойницей вместо брюха.

Не выдержав, Ольга истошно закричала. Вскочила на ноги и, не разбирая дороги, опрометью бросилась к дому.

Отреагировав на её визг, существо вывернуло изуродованное ветвями, лицо, подбородком вверх, проследило за удаляющимся человеком и, издав не менее жуткий вопль гнева, шустро засеменив корнями-отростками, рвануло следом. Походу зацепило несуразным телом старика, и тем самым выдернуло его из кратковременного ступора, вызванного чудовищной трансформацией. 

Привычным движением мужчина ощупал пояс. С досадой прикусил губу, не найдя знакомую рукоять. От безвыходности принялся судорожно высматривать под ногами то, что можно было использовать как оружие. Палку, камень, садовый инструмент, что угодно.

И при этом совершенно забыл, что позади по-прежнему находился второй монстр. Когда Сомов уже собирался броситься вслед паукообразному чудовищу с голыми руками, жилистая конечность, похожая на сухую ветвь дерева, с силой ударила его в грудь, отбрасывая на поленницу дров, аккуратно сложенную возле стен сарая, в считанных метрах от поля…

Посыпавшиеся сверху поленья, больно застучали по плечам, по ногам, несколько раз ударили по голове. Сознание поплыло и последнее, что Сомов запомнил, прежде чем отключиться – чудовищный паук с корнями деревьев вместо ног и изуродованным человеческим телом, имитирующим брюшко, проламывает одно из окон дома, отчаянно пытаясь протиснуть внутрь несуразную фигуру. По округе несётся истошный визг перепуганной насмерть, Ольги, а долговязое ожившее дерево невозмутимо наблюдает за всем этим кошмаром со стороны.

А затем он увидел сон…

Он шёл сквозь густой лес. Дремучий и непроглядный. Шёл долго, судя по ощущениям, пока не набрёл на залитую солнцем поляну. Здесь повсюду были разбросаны останки мёртвых людей. Оторванные ноги, руки, головы, валялись вперемешку с человеческими внутренностями. Трава вокруг была обильно залита кровью, а в воздухе витал сладковатый запах металла и гниения.

Посреди всего этого ужаса, спиной к Сомову, стоял человек. Его голова была опущена на грудь, руки безвольно висели плетьми, а с кистей стекала кровь.

Человек почувствовал, что позади появился кто-то ещё, и начал медленно оборачиваться. Вскоре они уже безотрывно смотрели друг на друга. Незнакомец выглядел измождённым, уставшим. Но в широко распахнутых глазах по-прежнему плескалась неутолённая ярость…

Минула минута или десять сказать было трудно, но когда Сомов очнулся, крики Ольги всё ещё оглашали округу. Голова сильно кружилась, а в ушах звенело. Похоже, виной всему сотрясение. 

Иван Борисович попробовал шевельнуться. Первое движение далось с трудом, но благодаря ему верхний слой поленьев соскользнул вниз, и удалось освободить левую руку. Вторая оказалась зажата несколькими крупными кусками и попытка быстро её выдернуть, закончилась лишь волной боли, витиеватой молнией прострелившей по всей поверхности вплоть до плечевого сустава. Охнув, старик окончательно сбросил с себя пелену краткосрочного морока и, разглядел, наконец, что паукообразное существо практически полностью протиснулось внутрь. В то время как ожившее дерево продолжало невозмутимо стоять на месте.

Не тратя более ни секунды, Иван Борисович принялся отбрасывать, придавившие его, поленья свободной рукой. И в какой-то момент нащупал среди них рукоятку топора. Вот так удача! 

Освободившись полностью, он крепко сжал в ладони своё новое оружие и, намереваясь атаковать, развернулся к чудовищу.

Бежать к дому было бессмысленно. Либо паучиха успеет добраться до девушки раньше, либо ему помешает долговязый. А вот напасть сначала на него самого и тем самым отвлечь паука от Ольги, вот тут, пожалуй, смысл был.

До треска стиснув рукоятку топора, старик бросился к монстру и начал изо всех сил наносить удары по старой, растрескавшейся коре. Её куски градом острых брызг полетели по сторонам, а из ран в лицо Сомова ударили струи вонючей, гнилой смолы. 

Древовидный монстр взвыл, качнулся туда-сюда, попытавшись отстраниться. Тяжело развернулся и, увидев старика, заскрипел, словно столетний дуб. Затем резко склонился и выдохнул тому в лицо облако древесной пыли.

С брезгливым вскриком Иван Борисович отшатнулся, закашлял, замахал перед собой свободной рукой, разгоняя ядовитую тучу. Задержал дыхание и в очередной раз замахнулся, планируя нанести сильнейший удар прямо в распахнутую пасть чудовища. Но вместо контратакующего выпада, ошеломлённо замер, с трудом остановив руку на полпути в воздухе.

Гигантское тело, покрытое растрескавшейся древесной корой, нависающее над ним ещё секунду назад, исчезло. А на месте долговязого монстра, испуганно моргая, теперь стоял и растерянно смотрел ему в глаза… Мишка… его восьмилетний внук, пропавший на болотах больше года назад!

Пальцы старика невольно разжались. Топор с глухим звуком ткнулся в сырую почву.

- Миша… - не веря собственным глазам, выдохнул старик. – Это ты? 

Уголки губ мальчика едва заметно искривились и он согласно кивнул.

- Но, этого же не может быть… откуда ты здесь?

Мальчик снова кивнул.

- Внучок, не молчи. Прошу, скажи что-нибудь!

И опять этот дурацкий кивок. Как у пластмассового болванчика на торпеде автомобиля. Губы повторно вздрогнули, но рот не раскрылся. На глаза Сомова набежали слёзы.

- Мальчик мой… - он подался вперёд, обессиленно опускаясь на колени. – Господи, боже… наконец-то… наконец-то я нашёл тебя. Я знал… я им всем говорил… Ну, подойди же, позволь деду обнять тебя.

Однако ребёнок, продолжая глупо улыбаться, с места не сдвинулся. Лишь медленно поднял руки, призывно вытягивая их в направлении старика.

Недоумевая, Иван Борисович всё же поднялся, двинулся навстречу. Как вдруг, случайным взглядом скользнул по ногам мальчишки и замер на полушаге. 

Вместо резиновых сапожек, их нижняя часть покрывалась высохшей корой дерева, уходящей прямо в рыхлую почву. А от того места в его направления уже бугрилась земля, как если бы под ней прямо сейчас разрастались толстые корни. 

Сомов обомлел. Поднял на пацана влажные от слёз, глаза.

- Так значит, не хочешь подходить? 

Мальчик лишь шире распахнул объятия. Теперь и в его волосах Иван Борисович разглядел маленькие шевелящиеся отростки. Как кожа на шее пузырится и опадает, скрывая копошение их собратьев.

– Понятно.

С отсутствующим взглядом, старик наклонился и поднял с земли топор.

- Никакой ты мне не внук. - Заключил он, распрямившись. – Настоящий Мишка деду слушается.

После чего молниеносным броском сблизился с ребёнком и с криком: “Гори в аду, нечисть!” - с размаху опустил лезвие на его голову, с лёгкостью раскроив детский череп на две половины.

Неистовый вопль боли и гнева резанул по ушам. Нежная кожа ребёнка, обрызганная кровью, на глазах высохла и растрескалась. Мальчишеское тело в мгновение ока раздалось, набухло, стремительно увеличиваясь в размерах, и возвращая монстру истинный вид. А после с жутким треском вспыхнуло, объятое сверхъестественным пламенем и продолжало оглушительно выть, пока не стихло, мгновенно превратившись в пепел, и осыпав поле искрами тлеющей золы.

Тяжело дыша, с трудом балансируя на грани помешательства, Иван Борисович повернулся в сторону дома. Оттуда уже неслись возня и звуки ломающихся досок. С трудом пробравшаяся внутрь древопаучиха теперь изо всех сил пыталась развернуться громоздкую тушу и вывалиться наружу. Добившись своего, быстро засеменила множеством ножек-кореньев и, словно неуправляемый локомотив, понеслась на помощь хозяину.

Сомову нечего было противопоставить гигантскому монстру, как и совершенно негде спрятаться. Понимая безвыходность ситуации, старик сжал в ладони забрызганное чёрной жижей, оружие и стал готовиться к последней в своей жизни, схватке. 

Расстояние между противниками быстро сокращалось. Ещё какие-то считанные метры и всё. Иван Борисович отвёл руку для замаха, вдохнул полной грудью, намереваясь вложить в решающий удар все оставшиеся силы, как вдруг… позади чудовища раздалось несколько громких хлопков, сопровождающих выстрелы гладкоствольного оружия.

Чудище взвизгнуло, зашипело. Его ноги заплелись, подкосились. По инерции накренившись, паукообразный монстр завалился набок, и рухнул в зелёное покрывало картофельных стеблей. Сминая растения и вспахивая землю, проскользил оставшееся расстояние, замерев в итоге в шаге от ног старика. Какое-то время, недолго, его тело содрогалось в предсмертных конвульсиях, а потом так же ярко вспыхнуло, стремительно съедаемое красно-оранжевыми языками пламени.

Сглотнув подступивший к горлу ком, Сомов отошёл от обжигающего огня и перевёл очумевший взгляд на силуэт человека в окне дома, медленно опускающего дымящийся ствол винтовки. 

Вся в крови, в разорванной одежде, Ольга стояла возле развороченного оконного проёма с совершенно обезумевшим видом…

Какое-то время они просто стояли и молча смотрели друг на друга. Поначалу в её глазах Сомов видел безутешную скорбь и ужас от того, что она только что пережила. А затем в них появилось другое - отчуждённость. Вина. Непередаваемая тоска, вкупе с готовностью совершить непоправимое. 

Заметив, что ствол винтовки снова пришёл в движение, разворачиваясь в сторону державшего его человека, Иван Борисович отрицательно покачал головой.

- Не нужно, - тихо прошептал он, -  не делай этого, дочка… ты ни в чём не виновата…

По округе, тут и там, как по команде принялись кричать петухи, предвещая наступление рассвета. Их громкое, звонкое пение эхом разнеслось по округе, перекрывая остальные звуки просыпающейся природы. И всё же, раздавшийся посреди них одиночный, оружейный выстрел, показался старику куда более оглушительным.

***

Сомов сидел на крыльце и задумчиво курил, когда на дороге напротив дома, взвизгнув тормозами, замер легковой автомобиль. Хлопнула дверца, послышались торопливые шаги, и вскоре перед стариком выросла широкоплечая фигура Павла.

На появление начальства Иван Борисович никак не отреагировал, продолжив с невозмутимым выражением лица безучастно смотреть вдаль.

- Борисыч, ты как?

Старик неопределённо пожал плечами. Едва слышно буркнул:

- Нормально.

Глубоко затянулся, отбросил тлеющий окурок в траву, и сразу же полез в карман за новой сигаретой. Достав пачку, вопросительно вскинул брови, глянув в сторону Кожевникова.

- Ты же знаешь, я не курю.

- Знаю. - Утвердительно кивнул старик. - Но с такой работой, как у нас, уверен, однажды согласишься.

Павел присел рядом.

- Округу проверил, всё чисто?

- Нету ничего. Будь покоен.

- Местные?

- Пока тихо. В соседнем доме точно пусто. Видимо, дача чья-то. С других гостей не было. Под утро всё случилось, могли и не услышать.

- Хорошо, если так. Скоро прибудет следственная группа. Лучше, чтобы тебя здесь не видели. Вопросы с телом девчонки я улажу. Мать объявим в розыск.

- А разрушения? 

- Следствие покажет. - Неопределённо пожал плечами Павел. 

- Ну, как скажешь, начальник.

Иван Борисович тяжело поднялся и, не проронив больше ни слова, зашагал по выложенной плитками, дорожке в сторону калитки. В метре от неё остановился. Обернулся и пристально посмотрел Павлу в глаза. В его собственных стояли слёзы.

- Такого не должно было случиться… я ведь ей пообещал. А сам по итогу не готов оказался… иного ожидал, моя вина.

- Всех спасти невозможно, старик. Тебе это известно не хуже, чем мне. Что случилось - не исправить. Не стоит себя накручивать, не в бирюльки играем. Автобус твой через двадцать минут. Поторопись. Через тридцать в деревне тебя быть не должно. Отоспись, отдохни. В больницу не возвращайся. Завтра я с тобой свяжусь. Там стажёр наш, похоже, объявился.

Взгляд Сомова мгновенно стал сосредоточенным.

- Где?

- В ста километрах от того самого дома. На него обратил внимание один из, проезжавших мимо, водителей. Парняга бесцельно брёл вдоль обочины. Что характерно, в крови с ног до головы. Взгляд пустой, отрешённый. Останавливаться водила не рискнул и просто позвонил 112. – Павел сделал многозначительную паузу.

- Ясно. Что-то ещё?

- Правая рука нашего парня находилась в положении, как если бы он держал кого-то. Кого-то, кто в тот момент шёл рядом с ним. И, судя по всему, этот “кто-то” был совсем невысокого роста… есть запись с видеорегистратора, потом посмотришь. Пояснять, что это может значить, надеюсь, не нужно?

- Не нужно. Но и выводы я бы делать пока не стал. Я с ним разговаривал, в глаза смотрел. Не из тех он…

- Все мы не из тех. Ну, да дело твоё. Только имей в виду, в случае чего, приказ стрелять на поражение я отдал.

Сомов понимающе кивнул. Постоял немного и, не проронив более ни слова, развернулся к калитке. Автобусная остановка располагалась недалёко. Видел её, когда ехали с Ольгой на такси. Минут за десять должен дойти.