Историю эту я услышала почти тридцать лет тому назад от троюродного дедушки, с которым проводила зимние каникулы. Уже тогда меня интересовало все необычное, и я с жадностью слушала истории, когда правдивые, а когда не очень, от знакомых, их родителей и друзей. Дедушка никогда не шутил на подобные темы и крайне редко рассказывал что-то о войне. Поэтому в его историю я поверила сразу и безоговорочно. И продолжаю верить по сей день. Единственное, о чем жалею, не запомнила места дислокации территориально, но предполагаю, что это были польские земли на границе с Германией.

История дедушкина, литературная обработка от автора.

Почти все ребята, с которыми мы бежали, погибли. Мы, четверо уцелевших, пробирались в сторону ближайших деревень через пролесок и болота, по пересеченной местности. Стемнело, а мы все шли, почти ощупью находя дорогу, то и дело негромко перекликаясь, чтобы не потеряться. Вначале мне показалось, что я вижу впереди и хорошо слева огонек, зрение после почти двух суток без сна и отдыха могло подвести еще и не так. Но вот друг мой лучший, Саша Мартынюк, человек с острейшим зрением, коротко вскрикнул, указывая на огонек.

- Глядите! Почти дошли!

Взявшись за руки, не тратя больше слов и дыхания, мы поплелись туда, где мерцала крошечная желтая искорка. Показалось, что прошла вечность и одновременно пара секунд. Искорка превратилась в небольшое оконце, из которого лился мягкий желтый свет. Перед нами стоял добротный рубленый дом явно старинной постройки. Обойдя его, мы оказались у небольшого крылечка. Поднялись, постучали в деревянную дверь, вслушиваясь в густой мрак, где вдали слышался едва различимый лай поисковых собак. За нами определенно шли, как ни хотелось верить в то, что мы все-таки оторвались от погони.

Дверь отворилась и я на пару секунд прикрыл глаза. Свет показался очень ярким после почти сплошной темноты. Женщина, открывшая нам, была не слишком молодой, в старомодном платье и переднике, в косынке, повязанной на старинный манер. Она внимательно оглядела нас, затем посторонилась, молча приглашая в дом. Когда мы вошли, закрыла дверь и задвинула засов.

Дамир, хороший мужик, башкир, наш негласный старшОй, подтолкнул вперед Хенрика. Это был наш младшенький, молоденький парнишка из Армии Крайовой, прибившийся к нашему отряду месяц назад. Хенрик заговорил с женщиной по-польски, видимо, испрашивая разрешения остаться на ночь. Женщина все так же молча принесла несколько одеял, которые постелила у стены, указала на них и вернулась на скамью, возле которой стояла ручная прялка. Села и принялась сучить нить. Свеча горела, давая неяркий свет. За стенами хижины все отчетливее слышался лай собак и перекличка немцев. Но страх словно остался там, снаружи. Мы лежали бок о бок на одеялах, чувствуя, как наваливается густой глубокий сон...

Когда мы проснулись, то поняли, что что-то не так. Над нами серело пасмурное осеннее небо, ветер приносил запах мокрой земли и увядшей травы. Кто-то закричал рядом. Я сел, пытаясь понять, где нахожусь. Но только через несколько долгих минут до меня дошло, что лежим мы на обрывках грязного тряпья на голой земле.

- Езус-Мария!- дрожащим голосом выдохнул Хенрик. Перекрестился. Лицо его было белее мела.

Его можно было понять. Мы расположились аккурат на чьей-то могиле, увенчанной в изголовье покосившимся каменным крестом. А одеялами и подстилками нам были обрывки савана.

На этом месте дедушка замолчал. Я сидела тихо, как мышь, чувствуя, как по телу шагают табуны мурашек. Мне не было страшно уже тогда. Но я испытывала благодарность к той женщине, видимо, хозяйке могилы и савана, приютившей живых на своей территории и спасшей их.