Я потянулся за очередной банкой теплой кока-колы. Забытая богом дыра, в которой даже холодильник приказал долго жить.

Собственно, я нахожусь в служебном помещении старой автозаправки, куда устроился подработать на лето. В городе меня ничего не держит, так что попросту живу здесь вот уже полтора месяца. Связь с внешним миром поддерживаю через планшет. Занятость моя заключается в оформлении топливных чеков да продаже сигарет и жвачки. Ничего особенного. Десятки километров от ближайшего населенного пункта; повезет, если за день заскочит десяток водителей. Так что жизнь хороша: людей нет, начальство не беспокоит, знай себе торчи на свежем воздухе да фоткай панораму на зависть друзьям, загибающимся в смоге мегаполиса.

В каморке моей — кушетка для сна, кассовый аппарат, стол, за которым ем и веду отчетности, лоток с сигаретами, жвачкой и прочей резинкой, неработающая холодильная установка, набитая газировкой и соками, пара стульев, настольная лампа и гипсокартонные стены. Обстановка незатейливая и уже до того привычная, что, кажется, даже с закрытыми глазами я легко бы здесь справлялся. Есть еще туалет снаружи, но о нем и говорить нечего.

За окном раскинулось типичное русское поле, засеянное пшеницей. Хлеб буйно колосится, сияет на солнце золотом, волнуется на ветру, что твое море. Глаз не оторвать, чистый дзен. Небо здесь звездное — не то, что в городе. Выйдешь ночью на улицу, запрокинешь голову, и аж в глазах рябит от них. Не сосчитать. Слева от трассы – поле, справа – непроходимый лесище. Говорят, там даже волки еще не перевелись. Ни разу их не слышал, правда. Но однажды, прямо на рассвете, из чащи вышел красавец-олень. Люблю глушь.

***

Так и жил в гармонии с природой и вайфаем, пока не случилось вот что.

Рано утром я, по своему обыкновению, вышел из каморки на легкую пробежку вокруг заправки, чтобы окончательно проснуться и набраться энергии перед долгим днем. Начав первый круг, споткнулся о булыжник, подвернувшийся на пути. Едва не хлопнулся наземь, но удержал равновесие, машинально глянув под ноги. И обомлел. В пыли, помимо следов своих кроссовок, я различил отпечаток босой ноги. Черт! В забытом всеми захолустье, там, где машина раз в час проезжает мимо, кто-то босоногий тусовался у меня под окнами. Я неслабо удивился и где-то даже струхнул. Решил проверить, куда вели следы, но, к сожалению, остальные я, скорее всего, затоптал, потому что ничего не обнаружил. Пожав плечами, я завершил пробежку и вернулся к своим обычным делам, вскоре позабыв об этом случае.

Но странный след все же взволновал меня: ночью пришли кошмары. Снилось, будто стою у края поля. Рожь танцует, ветерок ерошит выгоревшие волосы. Я чувствую запах сладкого воздуха, но что-то не так. Прямо ко мне через поле движутся темные фигуры. Высокие, с протянутыми вперед руками, ковыляют вдалеке. Тихо-тихо вокруг. Я стою как вкопанный, а фигуры черные, чернее ночи, деталей не разглядеть. Приближаются, но еще далеко. Я отворачиваюсь от них и просыпаюсь. Глубокая ночь. Воздух звенит – настолько тихо. Даже сверчок умолк. Сижу некоторое время в интернете, а потом отключаюсь до утра.

День проходит как обычно, а под вечер у меня случился разговор с мужичком из здешних краев. Видавшая еще Горбачева «Волга», кожаная куртка, золотые зубы, хитрый прищур и крепкая «Ява». Делать обоим нечего, болтаем о том, о сем. Вдруг мужик возьми да и спроси меня, не случались ли тут со мной какие странные вещи. Я живо вспомнил про ту историю со следом и, рискуя быть осмеянным, выложил ее.

— О, — говорит мужик. — Значит, брат, она заходила.

Удивляюсь:

— Какая такая она? Кто это?

— Ты что, — отвечает, — про эту заправку ничего не слышал? Скверное дело вышло, скажем прямо.

А как все было? Работал тут раньше паренек. С полгода назад где-то. Обычный такой хлопец, тихий только. Смурной. Ну так вот, случилась эта история глубокой осенью. Приехала к нему на заправку девушка. Уж не знаю, как оно да что, да только зря она мимо не проехала. Уморил ее паренек. Обесчестил и задушил ее, беднягу, а сам удавился. На следующий день их нашли. Она – на тахте. Он на люстре висит. Такие дела, браток. Я тут часто мимо езжу, но всякий раз новое лицо наблюдаю: не задерживается тут народ. Что и сказать – дурное место… Да ты не бойся, бог не выдаст – свинья не съест.

Что тут сказать, я внушился. Пробрало, да так, что мурашки табуном по спине пробежали. Поблагодарил мужика за интересную небылицу на сон грядущий, мысленно пожелав ему ни дна, ни покрышки. Тот осенил меня тремя перстами и отчалил. А я остался. Маялся без сна долго. Заварил чай с мятой, без удовольствия полазал по интернету. Тут сон меня и сморил.

***

… Снова поле. По полю бежит девушка. Белое легкое платье, темные волосы. Наблюдаю за ней некоторое время, потом замечаю их. Те черные тени. Руки перед собой, неторопливо плывут в море ржи. Тишина. Девушка бежит, не видя дороги, она ужасно напугана. Она спасается. Я понимаю: тени преследуют вовсе не меня. Следующая сцена: жертва спотыкается, белое платье тонет во ржи, и фигуры тихо склоняются над ней.

Просыпаюсь.

Приснится же такое, думаю. Еще раз поминаю вчерашнего селянина, будь он неладен, потягиваюсь и выхожу по утренним делам.

Тогда же я нахожу на дверной ручке своей каморки привязанную к ней красную ленту. Обливаюсь холодным потом в догадках, откуда это могло взяться и чьи это дурные шутки. Неужели вчерашний собеседник? Нет резона – делать ему нечего, кроме как городских стращать. Хотя… кто его знает.

Словом, день я провел в сомнениях и опаске, стараясь разговорить любого, кто заезжал ко мне. Одиночество давило, мешало, грузило. Начало смеркаться, и стало вовсе не по себе. Обычно в это время никто уже не приезжает, а тут что-то громко треснуло со стороны дороги. Ветка под колесом? Но я не слышал шума мотора. Напрягся, превратившись в слух. В воздухе набухла тишь. Мимо тяжелым бомбардировщиком прожужжал комар. Я схватил телефон и стал набирать номер друга, чтобы отвлечься. Не абонент. Ладно, другого… Гудок, еще гудок…

И тут тишину прорвал истошный, дичайший женский крик со стороны поля. От неожиданности выронил телефон, замер, ни жив ни мертв, полностью обалдевший. Такого я даже в фильмах ужасов не слышал, не то что на глухой заправке в тотальной изоляции. Я глянул на руки. Дрожат. Еще бы, мать твою! Снова крик! Уже ближе… Совсем близко от меня. Начиналась паника. Не зная, куда спрятаться, сел на пол у окна. Чтобы не увидело. Оно ведь по мою душу здесь? Домой хочу. Куда угодно, только здесь не оставаться. Тихо… Тишина страшнее. Что она в себе таит? Невыносимо.

Сидел так минуты две. Сердце выстукивало имперский марш, пальцы вцепились в старый ковер. Ушла? Черта с два я встану. Надо будет – заночую на полу. С места не сдвинусь. Твою мать! Забыл закрыть окна! Оно же через окна полезет! Вдруг?..

Тут, словно в подтверждение моим мыслям, прямо над головой донесся сиплый всхлип. Как будто кто-то хочет вдохнуть, но не получается. Я влип в стену. «Панночка померла», — некстати пронеслось в голове. Наверху всхлипнуло еще раз. Как завороженный, я поднял голову и взглянул на окно. Пусто. Закрыл лицо руками, спрятал голову в коленях, затрясся как осиновый лист. Сиплое харканье раздалось снова, уже у входной двери. Не знаю, зачем я это сделал, но не удержался, припал к ковру и устремил взгляд на зазор между дверью и полом. В щели виднелись изящные белые ступни, чуть тронутые синевой. Мать Господня…

Тут мой взгляд выхватил оброненный прежде телефон. Лежит себе на полу – можно дотянуться. Надо сфотографировать, промелькнула в голове идиотская мысль. Призрак, пойманный на камеру, — это же сенсация! И все равно, что не все поверят, — я-то буду знать правду. Охваченный азартом, перед которым отступил даже ужас, я ловко метнулся за телефоном. Вооружился паршивенькой камерой, приник к полу — ноги все еще там; синюшные, черные каемки огрубевших ногтей, – сделал пару снимков. Тут же полез в галерею проверять, что получилось… А ничего. Дверь есть, пол. В щели – пустота. Как будто ничего и не стоит сейчас передо мной.

Холодный пот струился по спине, сердце предательски грохотало на всю каморку. Жажда сенсации улетучилась, оставив наедине с тем, что стояло за дверью. Снаружи снова захрипели, а затем случилось то, что добавило мне седин. Дверная ручка дернулась! Сперва легонько, как будто ее пробовали на ощупь, потом настойчивее, наглее. Что-то с силой сотрясло дверь; она застонала петлями, а я чуть не отдал Богу душу. Отдал бы все на свете сейчас, лишь бы это ушло. Я стал шарить глазами по комнате, лихорадочно соображая, что бы пригодилось в борьбе за жизнь. Нет, нет, нет, — все не то! Не закидаю же я ее банками с газировкой и мусором из урны!

Стоп. Урна. В нее-то я и выкинул красную ленту, привязанную к дверной ручке. Неспроста привязанную, в этом сомнений уже не оставалось.

Стараясь не издавать ни звука, я тихонько прополз к мусорному ведру, наклонил его. Вот она, злодейка, алеет сверху. Осторожно взял ленту двумя пальцами. Снаружи затихли. Затаив дыхание, чиркнул зажигалкой. Пламя занялось быстро, поползло вверх. Шелк чернел на глазах с мерзким писком. Огонь пожирал его, не оставляя даже пепла. Комната наполнилась запахом жженого тряпья. Я брезгливо отбросил догоравший клочок ткани на ковер, вовсе не удивившись тому, что вскоре от орудия убийства не осталось и следа. «Огонь очищает все», – вспомнилось почему-то.

Я сидел на полу в абсолютной тиши и обреченно ждал, что будет дальше, потому что ничего больше придумать не мог. И тут из-за двери раздался смех! Чистый девичий смех. Он был настолько счастливым, звонким, словно лесной ручей, что на душе сразу посветлело. Я взглянул на дверь, уже зная, что за ней никого нет. Смех звучал, удаляясь, и я понемногу приходил в себя. Она ушла.

Кое-как досидел до утра, а потом с первой попуткой добрался до города. С работы, естественно, ушел.

***

Часто размышлял с тех пор о той ночи. Что стало с той девушкой? Она обрела покой или до сих пор наводит ужас на стоянку? И жаль, конечно, что на снимках ничего не отразилось. Но испытывать судьбу и искать новые приключения пока не тянет. В глушь я больше – ни ногой.

Автор: Вад Аске, 2012 год.