Он позвонил 29 мая 1994 года, в воскресенье, назвался Лешей и пригласил в видеосалон. «Леша? — не сразу поняла Света. — А-а, верно, тот парень, с которым познакомилась на прошлой неделе. Но зачем он спрашивает, как я выгляжу и во что буду одета? Забыл, что ли? Юбка, ветровка, как тогда…». Договорились на 20.00 возле нового цирка, и Света пошла от Речного вокзала к университету через весь город под накрапывающим дождем, никому не сказав о предстоящем свидании.
Вместо юноши в джинсовом костюме, коего она ожидала увидеть, подошел молодой, но уже начавший лысеть человек лет 30 в неглаженых брюках и вельветовом пиджаке. В руке — зонтик, на поясном ремне — нож-брелок.
Предыстория экспромт-рандеву оказалась простой. Лет пять назад в автобусе он познакомился с двумя девочками, выпросил Светкин телефон у ее подружки и вот, наткнувшись на него в записной книжке, через пять лет позвонил.
При встрече мужичок, как говаривали в старину, ей не глянулся. Однако на решении это не сказалось: кино так кино, зря, что ли, ехала. Когда они добрались на автобусе до многоэтажного дома в Филях и поднялись к двери квартиры, Света поначалу удивилась: такого уговора не было. Но бывать в компании случайных знакомых ей приходилось не впервой и без особых последствий. И, секунду помедлив, она шагнула в темный и длинный коридор.
— Не шуми, — предупредил хозяин. — В соседней комнате бабка больная, разбудишь.
Потом усадил у видеомагнитофона и спросил, роясь в кассетах:
— Эротика? Боевики? Детективы?
Света любила «ужастики». Он поставил фантастический триллер «Существо в корзинке». Так начался вечерний видеосеанс, обернувшийся полугодовым кошмаром.
Фильм дошел до середины, как вдруг сильные руки обхватили ее сзади. Перед глазами сверкнул и больно ткнулся в шею внушительный кинжал: «Раздевайся».
Очнулась она в ванной абсолютно голой и связанной по рукам и ногам тонкой капроновой бечевкой. Сколько она пролежала здесь? День? Неделю? Месяц? В мозгу теснились смутные воспоминания. Вот новый знакомец заставляет ее проглотить горсть белых и зеленых таблеток. «От беременности», — поясняет коротко. Теперь он со шприцем, потом — прямо над ней в чем мать родила. И вот уже возле лица частое дыхание. Света не чувствовала ни боли, ни омерзения, ни страха: то ли действовали транквилизаторы, которыми напичкал ее насильник, то ли сгорел внутренний предохранитель, спасая организм от саморазрушения.
Половые акты стали непременной процедурой их ежедневного общения. В свои девятнадцать лет Света не была пуританкой, но до сих пор никто не делал с ней то, чего она не хотела. Иногда он ее «наказывал» — за случайный шум или «глупые» вопросы вроде: «Зачем ты меня здесь держишь?». С силой бил в грудь, лишал скудного обеда, что служил одновременно завтраком и ужином и состоял из жиденького супа, принесенного бабкой. Она работала в больнице, а вовсе не лежала, скованная недугом, в дальней комнате. За порог хозяин никого не пускал, так что кастрюлю со снедью оставляли у соседей.
Версия заточения в трактовке Леши выглядела так. Некие приятели Светы крупно проигрались в карты, и партнеры поставили условие: либо деньги, либо чья-то жизнь. Например, Светина. Леша, таким образом, выступал в роли благородного спасителя, уберегшего девушку от неминуемой расправы. Заложница, конечно, не поверила ни единому слову. Хотя и попыток освободиться не предпринимала. Путы были слишком крепки, дверь ванной комнаты подпирала прочная палка, а затопить жильцов этажом ниже и таким образом дать знать о себе не представлялось возможным: предусмотрительный Леша скрутил с кранов все вентили. Голосить тоже не имело смысла: радиоприемник, который работал в полную мощь во время редких отлучек хозяина, перекрывал посторонние звуки.
Распорядок дня этого странного, страшного человека разнообразием не отличался. Всю ночь он сидел у телевизора или слушал музыку. Импортная, дорогая аппаратура резко контрастировала с убогой обстановкой квартиры, заваленной хламом и покрытой толстым слоем пыли. Спать ложился под утро, и для невольницы наступал краткий и беспокойный период отдыха. К полудню, не выдержав тишины и холода (уже наступила осень), от которого не спасали две куцые шмотки, брошенные на дно ванны, она всерьез подумывала о самоубийстве. Ослабленная на запястьях веревка — это было сделано для того, чтобы Света могла сама черпать из-за спины похлебку специально изогнутой ложкой, — при известной сноровке вполне могла послужить удавкой. Но на последний шаг пленница все же не отваживалась, хотя силы терпеть были на исходе.
Леша порой приказывал ей диктовать на магнитофон учение о телепатии — стопку машинописных листов, валявшихся на стуле, чтобы потом слушать запись в уединении. Как заметила Света, он вообще неровно дышал ко всякой мистике и оккультизму. «Ну, просыпайся же ты…» — мысленно повторяла она с настойчивостью машины. И мучитель действительно просыпался. Но лучше хоть какое-то действие, пусть отвратительное и унизительное, чем озноб истощенного, обнаженного тела и гнетущий полумрак тесной комнаты.
Когда привычной еды на двоих не хватало, он спускался во двор на промысел — стрелял из духового ружья по воробьям, голубям и воронам. Однажды даже притащил убитую трясогузку. После варки крохи мяса доставались добытчику, девушка довольствовалась косточками и объедками. Правда, иной раз ей перепадали гнилые яблоки или червивые картофелины. А как-то он раскопал в груде тряпья старый шерстяной свитер, побитый молью, и заставил собрать с него и съесть личинки насекомых. На недоуменный вопрос: «Зачем?» — с видом знатока пояснил: «Витамины…».
Нечастое Светино развлечение заключалось в массаже, который Леша обожал за просмотром телевизора. Тогда он выводил ее в комнату с повязкой на глазах, садился на пол и противно смеялся, особенно если показывали КВН. К тому времени она изловчилась подбирать ткань потоньше, так что телевизор они смотрели вместе.
В конце ноября Леша заявил о том, о чем она давно перестала мечтать:
— Я отпущу тебя домой. Но сначала напишешь расписку, что должна мне 7900 долларов. Да, и придумай что-нибудь насчет отсутствия: ну там в парня влюбилась, жила у него... Заявишь в милицию — перережу всю семью.
— Спасибо, — только и смогла ответить девушка, зная, какое значение он придавал вежливому к себе обращению.
Стоя на остановке автобуса в каких-то немыслимых обносках и мужских тяжеленных башмаках на босу ногу (одежду заложницы тот продал), Света попросила жетончик на метро. «Подойдешь к контролеру, скажешь, что безработная — и так пропустят», — посоветовал «благодетель». И вдруг сказал совсем другим тоном: «Так я научил тебя любить свободу?». Света лишь кивала. «А хочешь, я буду тебе старшим братом? — говорил он. — Ты пригласишь меня в гости и приготовишь курицу, квашеную капусту и обязательно шоколадный пирог». Дикий, невероятный сон…
Дома ее едва узнали. Родной дядя принял за бродяжку, любимый пес Рэм с яростью бросился в ноги, а затем сторонился два дня. Света уже была не той бойкой девчонкой, что пропала в последние дни весны. Волосы вылезали клоками, ноги долго не слушались, за 26 голодных недель она потеряла столько веса, что подружка-ровесница запросто могла нести ее на руках.
В милицию Света все-таки обратилась, и Лешу нашли. Впрочем, оказался он вовсе не Лешей, а Олегом, 28-летним детиной, когда-то поставленным на учет с диагнозом «шизофрения». Родня давно отказалась лезть в его дела, с матерью и отцом он встречался только на даче, нигде не работал, перебиваясь случайной выручкой уличного торговца.
Следственная бригада обнаружила в квартире вещи неизвестных женщин и заподозрила, что потерпевшая, возможно, не первая заложница сексуального маньяка.
При опознании в отделе милиции Леша-Олег обреченно спросил у Светы: «Чего ты хочешь?». Та ответила: «Чтобы ты испытал то же, что и я. Но лучше — пусть тебя не будет совсем».без мистикииз смиархив