Я часто вспоминал старую питерскую коммуналку, в которой прошло моё детство. Тот очень красивый и очень ветхий дом, где она находилась, двор-колодец, тёмную арку, через неё мы выныривали из своего сумрачного мирка в большой шумный город.
Мои родители поселились там после смерти бабушки, которая, в свою очередь, получила эту квартиру сразу после войны, переехав из Москвы. И моё детство в восьмидесятых годах прошлого века было по-настоящему счастливым. По соседству с нами жила такая же молодая семья с мальчиком моего возраста, с ним мы быстро нашли общий язык и подружились. Звали его Димкой. Он был очень спокойным и не особенно любил активные игры, в которые мы с другими ребятами играли во дворе. Зато у него была целая прорва книжек, и он отлично рисовал, чему с удовольствием учил меня, хотя я и оказался весьма криворук. Позже, в старшей школе, Димка переключился на поэзию и писал немного странные и «наркоманские», но однозначно талантливые стихи. Увы, примерно в это же время моя семья переехала в район-новостройку, у меня появились две сестры-близняшки, начались подготовительные курсы в институте, и связь с Димкой мы потеряли. Потом, как мне рассказали, его семья тоже куда-то уехала. Мне так и не удалось отыскать его контактов, хотя я очень скучаю по нему и по тем дням, когда мы были друзьями.
Димкина комната была гораздо интереснее нашей. Там стояли старые тёмные шкафы, забитые книгами — наследство димкиного дедушки — а в закутке между одним из них и стеной помещалась димкина кровать. Получалось такое гнездо, которое мы дополнительно занавешивали пледом и сидели там как в домике. Димка рассказывал мне всякие истории, которые вычитал в дедовых книгах, и в этом пыльном полумраке они звучали особенно здорово.
В центре комнаты стоял круглый стол с несколькими разномастными стульями. За этим столом мы рисовали, готовили уроки, под ним прятались, свешивая скатерть до самого пола и получая потом по ушам от димкиных родителей.
В общем, это и правда было очень счастливое время. Но я отвлёкся. Я хотел рассказать об одном зимнем вечере, который запомнился мне особо.
Нам было, кажется, лет по десять. До Нового Года оставались считанные дни, и родители наши часто убегали в гости к друзьям, оставляя нас как больших вдвоём иногда на целую ночь. Мы жутко гордились таким доверием и вели себя хорошо. Соседка тётя Катя кормила нас разогретым ужином, который наши мамы готовили заранее, а потом мы оказывались предоставлены сами себе. Мы никогда не скучали, можете мне поверить.
И вот этим вечером мы засиделись допоздна. Родители обещали быть только на следующее утро, так что мы не особенно торопились ложиться. За окном падал снег, в комнате сонно тикали часы. Мы сидели за столом, включив только лампу над ним, и рисовали танковое сражение. Точнее, я рисовал, а Димка меня консультировал, стремясь придать моей мазне историческую достоверность и хоть какую-то художественность. Стемнело быстро, по углам комнаты залегли плотные тени. Странно, но мы никогда не боялись этих теней, да и вообще темноты в нашей квартире. Даже после этого случая.
— Всё, я устал, — сказал я, отодвигая от себя альбом и откидываясь на стуле. — Давай, может, в домино партию?
Димка пожал плечами и полез в комод за коробкой с домино. Мы поиграли с полчаса, затем я решил всё-таки дорисовать картинку. Придвинул к себе альбом… и обнаружил нарисованное над полем сражения солнышко. Обычное такое, жёлтенькое и немного кривое, с толстыми лучиками-сосисками. Несмотря на всю мою посредственность в рисовании, этап таких вот солнышек я прошёл ещё во втором классе. Димка так ещё раньше. Оставался вопрос — кто нарисовал это солнышко, если мы в комнате только вдвоём?
— Дим?.. Это что?
Димка придвинул альбом к себе.
— А, это Саша пришла.
— Кто?..
Димка пожал плечами.
— Саша. Она тут живёт. Жила.
Я ведь говорил уже, что мы никогда не боялись темноты и лично я, не знаю как он, считал эту квартиру самым безопасным местом на земле? Так вот, в этот момент мне впервые стало как-то не по себе, и я придвинул стул поближе к столу, прижавшись к нему животом так, что стало даже немного больно.
— Какая Саша?
— Обыкновенная.
— Димка, блин!
Он улыбнулся.
— Ладно, ладно. Нетерпеливый ты, как я не знаю что. В общем… Саша и её родители жили в этой квартире раньше. В той комнате, где сейчас тётя Катя. Потом случилась война и блокада. Сашин отец ушёл на фронт, а мама работала на заводе. Иногда её не было дома долго, по нескольку дней. И Саша приходила сюда, к моему дедушке. Он тогда тоже был маленький. Они сидели вместе и рисовали. Ну, ты понимаешь, красок у них, конечно, не было, как и бумаги, так что рисовали угольками из печки на чём придётся. Где-то у деда была книжка, в которой они разрисовали страницы. Он её очень бережно хранил и пару раз давал мне смотреть. Ну вот, потом случилась та самая холодная и тяжёлая зима, когда куча народу умерла. Саша, к сожалению, тоже тогда… умерла.
Он вздохнул, укусил себя за нижнюю губу и как-то весь съёжился. Потом снова вздохнул и продолжил.
— От голода, как и многие. Дедушка видел её в последние дни, когда она уже не могла встать. Он сам приходил к ней. Ей было очень холодно и очень темно. И он приносил ей угольки, а она рисовала солнышки. Говорила, что угольки от огня получаются, значит, солнышки их них выходят настоящие, и ей тепло. В общем, потом, когда война уже кончилась, её родители уехали из города куда-то в Дальний Восток. В комнату въехала семья тёти Кати. А следующей же зимой начали появляться солнышки. Обязательно поздним вечером или ночью, на любом листе бумаги, чем подвернётся нарисованные.
Димка снова посмотрел на картинку и продолжил:
— Я давно это заметил. И привык. А что, она тоже… Маленькая. Пусть рисует. Мне не жалко. Знаешь, я с ней разговариваю иногда. Она не отвечает, но я знаю, что слушает. И ей так не страшно.
Я молча смотрел на него и не мог найти, что же ответить. До этого дня я не очень-то верил во всякое такое. Ну, конечно, здорово было в тёмной комнате травить всякие байки про мертвецов в подвале и призрак замученного старшеклассника в котельной, но уходя, я всегда помнил, что на улице светит солнце, пол скрипит потому, что дом старый, а тени в углах — всего лишь тени.
— Не веришь? — вопрос Димки заставил меня вздрогнуть.
— Не знаю, — честно признался я в ответ.
— Я сейчас её попрошу. Саш, нарисуй ещё одно. Пожалуйста.
Он выдрал из альбома лист, подвинул его поближе к пустующему стулу, что стоял напротив меня. Мы стали ждать. Димка спокойно, а я заворожено глядя.
На листе бумаги медленно стало появляться жёлтое кривобокое солнышко с толстыми сосисками-лучиками. Будто маленький ребёнок рисовал пальцем, испачканным краской.
Кажется, рот у меня открылся сам собой. Стул был совершенно пуст, никто не трогал красок, но солнышко — вот оно. Мне не было страшно, нет. Мне было… Сейчас я вряд ли смогу описать то, что почувствовал тогда. Я хотел что-то сказать Димке, но он прижал палец к губам.
— Тссс, тише.
В тишине мы услышали едва различимые шлёпающие шажочки по деревянному полу, удалявшиеся от нас к двери. Не знаю, что вынудило меня сделать это, но я сорвался с места и кинулся следом:
— Саша, постой, Саша!
Но всё, что я нашёл у двери, были следы маленькой детской руки, испачканной в жёлтой краске, на дверном косяке.
— Она никогда не остаётся. Нарисует, посидит и уходит. Не знаю, почему. Если завтра пойдёт снег — она снова придёт. Дедушка говорил, она не любит, когда идёт снег. Она ведь тогда, ну… умерла.
Я стоял и молча смотрел на отпечаток возле двери.
С тех пор она приходила ещё не один и не два раза. Мы привыкли. Даже специально оставляли для неё краску и чистую бумагу. А потом бережно прятали солнышки в специально купленную для этого папку. Их накопилось много, но и папку мы выбрали большую.
А сейчас я стою на пороге той нашей квартиры. Я купил её неделю назад. Мне плевать, что там нет ремонта и почти нет мебели. У меня с собой уже порядком потрёпанная чудом уцелевшая в переездах папка с рисунками. Я пойду в ту комнату, куда приходит Саша, и развешу по стенам её солнышки. Ведь сегодня гидрометцентр обещал обильные снегопады.квартирапризраки