Старьевщик » Страшные истории на KRIPER.NET | Крипипасты и хоррор

Страшные истории

Основной раздел сайта со страшными историями всех категорий.
{sort}
СЛЕДУЮЩАЯ СЛУЧАЙНАЯ ИСТОРИЯ

Старьевщик

© Вадим Громов
19.5 мин.    Страшные истории    Марго    13-07-2020, 12:38    Источник     Принял из ТК: Helga
21 апреля 2014 года


Живот Александры был идеальным: гладким, без татуировок. Девяносто девять процентов из ста — девушка частенько наведывалась в какой-нибудь фитнес-центр. Не исключено, что и тот самый — «Движение к совершенству», агрессивно-стильную рекламу которого Хорин видел на одном из проспектов сибирского миллионника.

— Моя прелесть, — улыбнулся он, предвкушая особенное удовольствие. Чувствуя под пальцами тёплую бархатистую кожу и упругие тренированные мышцы. «Кубики» не просматривались, хотя это было и к лучшему. Нет, замыслу Виталия они бы особо не помешали, но без них ему нравилось больше.

— Играют пожарные, с ними — и медики... — нараспев продекламировал он, делая последние приготовления. — Играют садовники, клоуны, педики. Играет весь мир: богачи, алкоголики... И я поиграю в крестики-нолики.

Прямоугольник бритвенного лезвия Хорин зажал большим и указательным пальцем так, чтобы наружу торчал лишь уголок. Примерился и сделал первый разрез — от нижних рёбер до фигурно подстриженного лобка.

Девушка замычала сквозь кляп, попыталась отстраниться, но прочные путы не позволили сделать это. Миловидное личико изуродовала гримаса страдания. Высокий, чуть выпуклый лоб заблестел от пота.

— Ну, ну... — с укоризной сказал Хорин. — Органически не перевариваю, когда мне мешают. Сашуня, тише, тише... Терпение делает честь любой женщине.

Из раны выступила кровь. Виталий промокнул её салфеткой и взял матерчатой прихваткой узкий шампур, лежащий на побелевшей спирали электроплитки. Приложил к ране. Александра вытолкнула через забившую рот ткань негромкий, глухой и жуткий вой, напряглась изо всех сил. Но справиться с капроновым шнуром и продуманными узлами Хорина не смогла.

В комнате запахло горелой плотью.

— Что-то на шашлыки потянуло со страшной силой, — мечтательно сообщил Виталий девушке, положив шампур обратно. — У меня знакомый дагестанец есть на рынке, фантастическую баранину у него беру. Такой деликатес получается...

Хорин не боялся, что запах учует кто-нибудь из соседей. Он «играл в крестики-нолики» в маленькой комнате, находящейся между большой и кухней. Плотно закрыв двери-окна и тщательно заклеив скотчем вытяжки. Подобные игры не совместимы с чужим любопытством. И Виталий успешно делал всё, чтобы избежать этого.

Второй разрез лёг параллельно первому. Так, чтобы пупок с блестяшкой пирсинга оказался точно посередине. Салфетка, прижигание, вой Александры...

Спустя несколько минут к вертикальным добавились две горизонтальные линии, вычертив решётку для игры в «Х и О». Девушка обречённо плакала, иногда сбиваясь на еле слышимый, леденящий душу скулёж, но Хорина он не смущал. Доводилось сталкиваться и не с таким.

— Линии вдоль и поперёк... — пробормотал Виталий, разглядывая своё творение. — Время настало, в азарте игрок... Сашуня, меня раздирают противоречивые чувства. Играя в одиночку, выигрываешь и проигрываешь одновременно. Плюс и минус в одной связке, кровосмешение восторга и разочарования... Жаль, что тебе не дано понять этого.

Он взял обычную шариковую авторучку, старательно обвёл кружком пуп в центральной клетке.

— Та-а-ак... А теперь так! И — сюда. Стоп-стоп... А мы — здесь отметимся. А мы — вот тут! Не ваша и не наша, она же — ничья... Предлагаю переиграть!

Влажная салфетка стёрла чернила с кожи. Хорин помедлил, решая, что выбрать из лежащих возле электроплитки предметов: ножницы, швейцарский нож, кусок крупной наждачки, шило, паяльник, ножовка по металлу, корщётка с деревянной ручкой, ещё кое-что...

Остановился на слегка изогнутом и заточенном куске стальной проволоки, самодельном аналоге хирургической иглы. Подавляющая часть «творческого» арсенала прозаически покупалась в магазинах, но что-нибудь Виталий обязательно изготавливал сам. Это давно превратилось в подобие традиции, счастливую примету...

Нитей было две катушки — красные и чёрные.

— Сашуня, тебе какой цвет больше по душе? — спросил Хорин. — Ой, не смотри ты так... Ладно, крестики — чёрные, нолики — красные. Торопиться нам некуда...

Продел красную нить в ушко, завязал узелок потолще. Воткнул иглу в верхнюю левую клетку, остриё вынырнуло из-под кожи сантиметра через полтора. Хорин ухватил его кончиками пальцев, потянул дальше...

Съёмную «двушку» он покинул спустя три часа. Отпечатки пальцев были стёрты. Паяльник, корщётка и прочее лежало в чёрном полиэтиленовом мешке, старательно приведённое в негодность и перемешанное с накопившимся за предыдущие дни мусором. Электроплитка осталась в квартире. Она была хозяйской и пришлась очень кстати, избавив Виталия от лишней покупки.

В этот раз Хорина посетило особое вдохновение, и в ход пошли все без исключения инструменты. Сашуня умерла на исходе второго часа. Скорее всего — от болевого шока, когда Виталий попытался засунуть ей туда включённый паяльник. Хорина это огорчило, он рассчитывал позабавиться чуть дольше. Надо же, сдирание кожи и отпиливание пальцев пережила... И соски отрезанные. А тут — бах, и всё.

Два квартала он прошёл пешком. Выкинул «набор индивидуалиста-затейника» в заранее присмотренный мусорный контейнер. Тот был заполнен на три четверти — гарантия, что мусоровоз приедет в ближайшие день-два. Безо всякой брезгливости надорвал пару чужих пакетов, вывалив их содержимое на свой. Небольшая подстраховка от «вонючих копателей». Инструменты были старательно очищены от крови... но Виталий всегда считал, что лишних предосторожностей не бывает.

Доказательством его правоты служили шестнадцать лет, за которые он ни разу не попал в поле зрения сыскарей-«убойщиков» из двадцати пяти городов.

Хорин помнил их все. Казань, Киев, Новосибирск, Ярославль, Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, Волгоград — в них он отметился по два раза... В остальных — по одному. Разрыв между первым и вторым визитами был не меньше десяти лет.

Виталий не вёл никаких списков, не делал фото и видео, не оставлял себе сувениров. Он всецело полагался на свою память, намертво вцепившуюся во всё, что касалось тридцати трёх жертв Хорина. И очень надеялся, что список будет как минимум удвоен.

Он убивал два раза в год — бессистемно, не выбирая определённые месяцы, недели, дни и числа. Толчок к этому, как ко многому в нашей жизни, дал случай — пьяное убийство дорогой проститутки. Из той истории Виталий сумел выбраться без особых потерь, с помощью связей и денег отца. Проститутка была объявлена пропавшей без вести, а её трупом занялись привычные к этому люди, мастерство которых никогда не вызывало нареканий.

Но в памяти Хорина неожиданно приятной занозой остался эпизод: юная, мёртвая, обнажённая женщина с разбитым в кровь лицом и сломанной шеей. Кто-то тёмный внутри него изо дня в день усиливал это воспоминание, не стирая впечатления и краски, а напротив — делая их ярче, чувственнее. Всё чаще и откровеннее подталкивая попробовать ещё. Нашёптывая, что случившееся — далеко не вершина удовольствия, что предела может не быть вовсе...

Хорин выдержал полтора года и начал убивать дальше: более умно, более изощрённо, всё больше входя во вкус, но — не теряя осторожности. Тёмный наставник Виталия вполне довольствовался двумя жертвами в год. Ещё он поощрял полную свободу «творчества». И это нравилось Хорину больше всего.

Предыдущую жертву — Ингу из Сочи — он задушил голыми руками. Но перед этим поработал с её лицом, выстригая кусочки кожи маленькими кусачками, пока оно не превратилось в маску, заслуживающую гран-при маскарада преисподней.

Инге предшествовала Евгения из Хабаровска. Хорин отпилил ей голову, а перед этим натыкал в проделанные на бёдрах ранки три десятка розовых бутонов на очень коротких стеблях. И обильно полил их кипятком.

До Евгении была Ирина из Челябинска. Изрезанные в бахрому уши, раздавленные пальцы, замысловатый узор расплавленного свинца на нежной коже...

Перед Ириной он убил Марию из Минска, до неё — Зою из Санкт-Петербурга... Хорин помнил всех и всё.

Собственно, сейчас не было никакого Виталия Михайловича Хорина, жителя Нижнего Новгорода, одна тысяча девятьсот семидесятого года рождения. Имелся Шелько Филипп Богданович, абориген города Геленджика, на два года старше. У Хорина были русые волосы и короткий «ёжик», Шелько зачёсывал длинные пепельно-серые волосы назад и носил «конский хвост». Виталий ходил целеустремлённым, пружинистым шагом легкоатлета, Филипп шёл неторопливо, заметно прихрамывая на левую ногу. Выговор Хорина был приятным, с поставленной дикцией, Шелько лающе ронял короткие, хлёсткие фразы, иногда сглатывая окончания слов. Виталий не жаловал даже суточную щетину, Филипп щеголял бородкой клинышком и идеальной щёточкой усов. Шелько был левшой, но Хорин везде и всегда писал правой. То, что он — амбидекстр, не знал никто.

Театральная молодость Хорина и его нынешние финансовые возможности (владение преуспевающим юридическим агентством плюс неплохие пакеты акций в трёх крупных и рентабельных производствах области) позволяли ему меняться до неузнаваемости. За шестнадцать лет он создал тридцать две предельно запоминающиеся личности. Похожих друг на друга, как раскормленный домашний хомяк и голодная пиранья...

С поддельными паспортами трудностей тоже не возникло. Хорин нашёл возможность получать их, не открывая своего истинного лица, только отправляя нужные фото и информацию. Удовольствие, понятно, обходилось недёшево, но Виталий не мелочился. Скупость в таком деле была нужна как штанга утопающему.

В остальном Хорин действовал по незамысловатой и проверенной схеме.

Неделю назад он приехал на машине из Нижнего в Москву. Полчаса на нехитрый грим в своей столичной квартире, и в соседний с миллионником город поехал другой человек — угрюмый и неразговорчивый житель Воронежа Иванков Игорь Дмитриевич.

Там он снял квартиру на сутки. На следующее утро из неё вышел уже Филипп Шелько, держа курс на автовокзал. Спустя четыре с половиной часа он был в нужном месте.

Снял ещё одну квартиру, заплатив за десять дней. Три из них потратил на подготовку, покупку «творческого» арсенала. Нашёл место, где можно быстро вернуть себе прежнюю внешность и переодеться, избежав чужих взглядов и камер видеонаблюдения.

С Александрой он познакомился в ночном клубе. Судя по всему, Сашуня была если не постоянной посетительницей, то явно не новичком «клуба знакомств», знающей себе цену. Шелько открыто дал понять, что цена его устраивает. Щедрый аванс окончательно убедил Александру, что причин для отказа от знакомства нет.

Потом они поехали к нему. Ночь, проведённая на «сексодроме» в большой комнате, по искушённому мнению Хорина, стоила своих денег. А наутро он вырубил проснувшуюся Сашуню отточенным ударом и перенёс её в соседнюю комнату...

Виталий не выбирал жертву сам. Темный наставник подсказывал, куда и когда пойти. И не было случая, чтобы Хорин испытал хоть намёк на разочарование. Среди убитых им женщин не встречалось похожих, все они отличались друг от друга точно так же, как и личины Хорина...

Теперь ему оставалось только снять грим и покинуть город. Хозяйка квартиры явно была довольна сговорчивым клиентом и вряд ли наведается в квартиру раньше оговоренного срока. Тело Сашуни Хорин отнёс в ванную, налил холодной воды, чтобы замедлить разложение.

Когда её обнаружат, то начнут искать Филиппа Шелько, которого хозяйка должна была прекрасно запомнить. Как до этого искали Олега Градина, а до него — Ярослава Мелецкого...

Виталий специально делал свои новые личности броскими, выпуклыми. Это отчасти являлось игрой, вызовом. Потому что настоящая внешность Хорина была как у идеального шпиона — блёклая, невзрачная.

Он не сомневался, что с какого-то момента «убойщики» установили связь между жертвами — частью или даже всеми. Наверняка поняли, что Хорин убивает два раза в год, не переходя эту черту. Скорее всего, сделали ещё какие-то выводы. Не может же быть, чтобы в такой профессии обретались сплошь тугодумы и лентяи; без толковых сыскарей явно не обходилось...

Но поймать человека, который ни разу не показал своё истинное лицо, не оставляет следов и убивает, не придерживаясь хоть какого-то подобия системы... У Хорина были все основания считать, что этого никогда не случится.

Избавившись от мусора, он вытер руки влажной салфеткой, выбросил пустую упаковку туда же. Ещё час-полтора, и большая часть этой поездки будет выкинута из памяти с такой же лёгкостью. Останется лишь отрезок в несколько часов, суть...

— Можно вас побеспокоить?

Виталий мысленно похвалил себя за то, что не вздрогнул. Он не ожидал вопроса. Ни этого, ни другого! Потому что в радиусе нескольких десятков метров от контейнера никого не было, в чём Хорин убедился при подходе к нему.

Он спокойно повернулся, придав лицу выражение «по будням не подаю». И не удержался, удивлённо моргнул, рассматривая стоящего перед ним человека...

Тот был примерно на четверть века старше Виталия. Одного с ним роста, лошадиное морщинистое лицо, впалые щеки, вислый нос, пугающий бугор кадыка на худой шее. Короткий, задевший обе губы шрам приклеил к ним постоянный намёк на брезгливую усмешку. Длинные и ещё довольно густые седые волосы, в «художественном беспорядке» спадающие из-под кепки-«аэродрома» на сутулые плечи под чёрным плащом. Пальцы пианиста и смертельно уставший взгляд светло-серого правого глаза... Левый целиком скрывало страшное, будто бы обожжённое и зарубцевавшееся веко.

Он не походил на бомжа или «аристократию синей крови». Одежда выглядела относительно опрятной и чистой, да и вони, зачастую сопровождающей обитателей социального дна, Виталий не чувствовал.

В полуметре от одноглазого стоял непременный атрибут гипермаркетов — большая тележка на колёсиках. Застеленная толстым непрозрачным полиэтиленом, закрывшим решетчатые стенки и дно, и почти доверху заполненная всякой всячиной. Хорин разглядел поцарапанный электрочайник без подставки, россыпь покетбуков с затрёпанными обложками, войлочный бот «прощай, молодость». Проволочное кольцо, на котором, как баранки, висело несколько пластмассовых солдатиков-зверобоев, бок небольшого глобуса, жестяную коробку с тиснением и цветастой росписью... Из глубины памяти всплыло отдающее затхлостью и почти забытое слово «старьевщик».

— Что надо? — недовольно спросил Хорин-Шелько. — Только быстро.

— Да-да, конечно, — заверил старьевщик. — Поверьте, вам это очень нужно. Сейчас...

Он повернулся к тележке, одним движением сковырнул крышку с коробки. И быстро начал копаться в её постукивающем и позвякивающем содержимом.

— Мне нич... — раздражённо начал Виталий. Но старьевщик уже что-то выудил из жестяного нутра и поворачивался к Хорину.

— Вот!

Хорин заткнулся на полуслове. Кое-как сглотнул закупоривший горло ком — вязкий, шершавый...

На ладони старьевщика лежал брелок в виде единорога. Серебряный, изящный, не похожий на конвейерную поделку. Виталий видел такой лишь единожды. Шестнадцать лет назад, в Екатеринбурге, у голубоглазой болтушки Ларисы.

Своей первой неслучайной жертвы.

Хвост и копыта того единорога были выкрашены алым лаком для ногтей. Лариса рассказывала, что сделала это сама — «для красоты и прикола». Этот был чистым, но на хвосте вроде бы проглядывало что-то красноватое, напоминающее не до конца счищенный или облупившийся лак. У безделушки уже не осталось прежнего блеска, она была потускневшей и поцарапанной. Словно эти шестнадцать лет оказались далеко не праздными и безоблачными...

Хорин поднял взгляд на старьевщика:

— Откуда это у тебя?...

— Какая разница! — Тот сунул руку в карман, словно боялся, что Виталий выхватит брелок. — Купите. Цена моя, торговаться нельзя.

— Беру. — Шелько опять занял место Хорина. — Сколько хочешь?

Старьевщик прищурился, как будто раздумывая — не стоит ли задрать цену. И чётко выговорил:

— Мизинец.

— Что-о-о?

Старьевщик молча показал ему оттопыренный мизинец.

— Что? — изумлённо повторил Виталий. — Сдурел, старый?!

— Купите, — с нажимом повторил продавец прошлого. — Вам это надо. Цена моя.

Хорин быстро огляделся. Как назло, от подъезда ближайшей пятиэтажки к контейнеру топала троица: вертлявая белокурая дочка, фигуристая смазливая мамаша и глава семьи с фактурой боксёра-тяжеловеса и двумя пакетами мусора.

— Пошёл ты... — зло бросил Виталий и поспешил прочь. Отбирать единорога при свидетелях было опасно, а продолжать беседу с этим душевнобольным — бессмысленно. Да и кто поручится, что у старьевщика именно тот брелок? Всё происходящее могло быть дичайшим совпадением, той самой выстрелившей шваброй...

Отойдя метров двадцать, он оглянулся. Фигура в плаще замерла, провожая его взглядом. Старьевщик легонько качнул головой, будто порицая поступок Хорина.

Виталий отвернулся и ускорил шаг. Прошёл пару кварталов, встал на обочине. Поднял руку, голосуя...

Ждать пришлось недолго. Через полминуты рядом аккуратно припарковалась бежевая «Дэу Нексия». Виталий заглянул в салон:

— Автовокзал. Сколько?

Коренастый китаец с обширной лысиной и бульдожьими щеками секунду прощупывал Хорина цепким взглядом. Ответ был почти без акцента:

— Триста пятьдесят.

— «Мазератти» не вижу, — усмехнулся Виталий. — Голой блондинки за рулём нет. Минус два раза по полтиннику. Едем?

Бомбила дружелюбно оскалился, оценив умение торговаться с юмором:

— Залезай.

«Нексия» поехала по городу, с которым Хорину скоро предстояло попрощаться. Возможно — навсегда. Впечатления от поездки остались приятными... ну, если не считать скорбного на голову старьевщика.

— Да чё ж ты за верблюд беременный! — бомбила посигналил новенькой маршрутке, плетущейся впереди. — Как их послушать, так все — асы в любой категории. А едут как у себя дома на ишаках привыкли. Страшный сон Шумахера, понаехали...

«Газель» подалась в сторону, прижимаясь к остановке, и узкоглазик обрадованно прибавил газу. Метрах в ста пятидесяти виднелся перекрёсток, зелёный глаз светофора был неподвижен.

Воспетая попсой вишнёвая «девятка» выскочила из-за поворота, справа. Авто занесло, заднее крыло чудом не впечаталось в порожек чёрного «УАЗ-Патриота». Машина вильнула, выровнялась и погнала дальше.

За несколько секунд до появления «девятки» во внутреннем кармане кожанки узкоглазика затрезвонил телефон. Бомбила буркнул: «мля, достали», полез за пазуху, рассеяв внимание...

У Хорина в этот момент зачесался правый глаз. Он потёр его основанием ладони, а когда снова увидел дорогу, вишнёвый астероид был метрах в тридцати. Из открытых окон машины оглушительно бухало, завывало, стрекотало и чпокало. Виталий даже успел понять, что это музыка...

— Тормози-и-и! — заорал он.

Бомбила ойкнул, почему-то не испуганно, а жалобно. Хорина швырнуло вперёд, ремень безопасности врезался в грудь, усадил обратно. В ушах заевшей пластинкой дёргался надсадный визг тормозов.

«Девятка» пролетела впритирочку, как в замедленной съёмке. Хорин рассмотрел профиль неандертальца, растянутые в блаженной улыбке губы, совершенно невменяемый глаз...

Сзади затормозила серебристая «Тойота Камри», ещё пара машин. Узкоглазик сидел с выбеленной страхом физиономией, провожая вишнёвый гроб на колёсах полудиким взглядом.

— Сука... Сука! Что делает, тварь! На метр бы ближе, и трупы...

— Обдолбанный, точно, — тихо, медленно выговорил Виталий. Потрогал кончиками пальцев лоб, правую щёку, губы... Словно убеждаясь, что смерть точно промахнулась, и он — жив, а не превратился в неподвижную и окровавленную оболочку, зажатую в изуродованном железном коконе.

— Тварь! — повторил бомбила и вздрогнул. — Бр-р-р-р, какая-то секунда... Гайцам бы позвонить, пока этот урод в кого-нибудь не влетел.

— Да уже позвонил кто-нибудь, — сказал Хорин. — Поехали, спешу немного.

— Ещё бы метр, и вся спешка побоку... Поехали.

Через несколько минут показался автовокзал.

— Держи, — Виталий протянул китайцу пятисотенную. — Надбавка за реакцию.

Бомбила грустно усмехнулся:

— Убери... Это я тебе платить должен.

— Тогда накати за моё здоровье, — Хорин сунул купюру ему в карман кожанки, открыл дверцу. — И будем считать, что никто никому не должен. Удачи.

Проводил взглядом отъехавшую «Нексию» и... пошёл от автовокзала заранее намеченным маршрутом, минуя камеры наблюдения.

Заезд сюда ему был нужен для последнего ложного следа. Если китаец увидит по телевизору или на стенде «Розыск» его фоторобот, он, скорее всего, вспомнит своего пассажира и место, куда его привёз. Пусть ищут, пусть отрабатывают версии, тратят время... и в очередной раз заходят в тупик.

Виталий отдавал себе отчёт, что, возможно, он перестраховывается. Что можно ограничиться мерами попроще, без лишних выкрутасов. Но делал всё так же, как и в первый раз. Любая логика растворялась в опаске, почти суеверии, что стоит отступить от привычной схемы хоть чуть-чуть — и удача отвернётся. Пусть не в этот раз, пусть потом, но — обязательно...

И он слепо, безрассудно подчинялся своим правилам. Которые не подводили.

Через полчаса он отправит Шелько Филиппа Богдановича в небытие, а Игорь Иванков поймает ещё одного частника и поедет в аэропорт. В столице не станет и его. Хорин вернётся в Нижний — чтобы однажды открыть карты «Гугл», выбирая, куда поехать в этот раз...


11 октября 2014 года


Виталий застегнул куртку, надел перчатки. Повесил на плечо сумку со сменной одеждой, задумчиво почесал кончик носа: ничего не забыл? Газ перекрыл, ключи, как и договаривались, повесил на крючок возле двери.

Отпечатки стёр, инструменты в мешке... Выпотрошенный труп начинающего адвоката и медноволосой нимфоманки Оксаночки лежал в ванной, пустые глазницы смотрели в потолок сквозь неподвижную красноватую воду. Зелёные глазищи краснодарской прелестницы Хорин выковырял с помощью двух вилок, и сейчас один из них лежал на белом фарфоровом блюдце в центре кухонного стола. Написанная печатными буквами записка предлагала: «Найди второй или добавь сюда свой».

Другой глаз Виталий спрятал в солонку. Настроение было приподнятое донельзя, душа просила провернуть что-нибудь такое, затейливое... Поэтому внутренности Оксаны нашли приют в холодильнике и стиральной машине. А сердце Хорин разрезал на тридцать три кусочка. Сделал из них гирлянду и прицепил её на люстру в большой комнате.

«Ничего не забыл». Виталий, точнее, Станислав Станиславович Горчаков из Челябинска взял мешок с «мусором», вышел из квартиры. Пять минут ходу до контейнера и далее — как обычно...

Старьевщик стоял метрах в десяти от подъезда, лениво катая тележку левой рукой взад-вперёд. Колёсики скрипуче требовали покоя, делали короткую паузу, и всё повторялось.

Хорин прошёл несколько шагов, прежде чем понял, кто стоит у него на пути... Удивительно, но за эти полгода он не вспоминал ни старьевщика, ни наркомана на вишнёвом «астероиде». Как будто память сама отторгла порченые фрагменты — легко, незаметно...

Правая рука торговца покоилась в кармане плаща. У Хорина создалось впечатление, что старьевщик не вынимал её оттуда с момента их расставания, дожидаясь новой встречи. Виталий попытался прогнать этот бред подальше, но мысль вцепилась клещом, присосалась. И вслед за ней в голову полезло всякое...

Но самое странное заключалось в том, что искать ответы на вопросы: как? откуда? зачем? — не хотелось. Торговец барахлом был здесь и сейчас, и это следовало принять как данность, по крайней мере, для того, чтобы сохранить относительную ясность рассудка...

Хорин замедлил шаг, огляделся. Старьевщик не спешил навстречу, но разминуться с ним не получалось. Подъезд был крайний, и слева, прилегая к нему чуть ли не вплотную, зияла широкая, длинная и грязная траншея, аварийно выкопанная то ли газовщиками, то ли водопроводчиками вчера вечером. Перпендикулярно ей возвышался бетонный забор платной автостоянки, выйти со двора можно было лишь направо, минуя одноглазого с тележкой.

«Пройду мимо, и всё... — подумал Хорин. — Будет буйствовать — убегу. В крайнем случае — приложу разок, без последствий...»

Он поравнялся с фигурой в плаще, стараясь смотреть перед собой. Шаг, ещё один...

— Не уходил бы ты... Не ровен час — беда грянет. Пирожком подавишься или машина собьёт. Купи что предлагаю. Тебе же лучше будет.

В тоне старьевщика сплелись предостережение и сочувствие. Виталий замер на месте. Медленно повернулся.

— Что ты сказал?

— Здесь город большой, — продолжил старьевщик, будто не услышав вопроса. — Не угадаешь, что стрястись может... Если купишь, то от любой напасти убережёшься.

— Ты меня ни с кем не перепутал?

— Всё может быть... Таких, как ты, — хватает. Но глянь сперва, что предложить хочу...

Одноглазый вынул руку из кармана, разжал кулак. В этот раз на ладони лежала красивая позолоченная заколка-снежинка.

Хорин видел её одиннадцать лет назад. В шелковисто-каштановой копне волос десятой жертвы — Людочки из первопрестольной. Фигурка балерины, томный взгляд зелёных глаз и ломовой ценник на пребывание в её обществе. Виталий убивал москвичку без малого пять часов, переломав большинство костей и выложив на спине знак доллара полусотней рублёвых монет. Предварительно раскалённых на сковороде.

Хорин молча перевёл взгляд на старьевщика. Тот достал из левого кармана брелок-единорога, присовокупил к заколке:

— Продаётся вместе. Цена — мизинец и лоскут кожи...

— Не круто заламываешь? — спросил Хорин. И расхохотался неожиданно для самого себя — громко, от души. — Мизинец, кусочек кожи... Ну бредятина!

Отделаться от сумасшедшего можно было только одним способом — согласиться на эту плату. И посмотреть, как он поведёт себя, когда покупатель скажет «да». Сейчас Виталий был почти уверен, что его жутковатые запросы останутся обычными словами, без продолжения...

— Уломал, беру. — Хорин опустил пакет с мусором на асфальт, поставил сумку рядом. Снял левую перчатку, сунул её в карман. — Отрезай, отгрызай или что ты там делать будешь...

Правая рука висела плетью, готовая в любой миг метнуться снизу вверх и раздробить щетинистую скулу старьевщика свинцовым кулаком.

— Хорошо... — кивнул торговец. — Это недолго.

Он спокойно приблизился к Хорину:

— Держи товар.

Сжатый кулак завис над ладонью Виталия. Разжался...

Кожа ощутила прикосновение металла. А в следующую секунду мир исчез в прожорливой глотке боли, занявшей место мизинца и быстро разросшейся до размеров ладони. Самое страшное заключалось в том, что Хорин не был уверен, дотронулся ли старьевщик до его руки или сейчас его заставляет страдать что-то другое...

Виталия сломало в коленях, он упал, даже не помышляя о сопротивлении. Желая только одного — конца страдания. Горло саднило от крика, хлещущего без пауз, на самой высокой ноте. Казалось, ещё чуть-чуть — и на асфальт начнут падать ошмётки разорвавшихся лёгких...

— Всё. Я закончил.

Голос старьевщика был сухим, равнодушным. Боль стала пульсирующей — больше, меньше. Больше, меньше, меньше... Очертания мира понемногу обретали чёткость и цвета.

«Сука, убью». Хорин поискал торговца взглядом, успев заметить, как чёрный плащ скрывается за дальним углом дома. Страха не было, хотелось сбить одноглазого на землю, топтать, рвать голыми руками. Хорин очень плохо переносил боль, а такой, как сейчас, он не испытывал ещё никогда. И не собирался оставлять это безнаказанным.

Виталий попробовал встать. Получилось с четвёртой попытки, ноги отказывались слушаться — мышцы словно одрябли. О погоне за старьевщиком стоило забыть, Хорин стоял, пошатываясь, как пьяный, какая уж тут беготня...

Он посмотрел на кисть. Мизинец отсутствовал, отрезанный (откушенный, оторванный... как это вообще было?!) начисто. Невероятно, но рана кровоточила совсем не сильно. Особой приметой «наградил», тварь одноглазая...

Затихающая боль почему-то лизала и запястье, Хорин расстегнул рукав, задрал его повыше. В первый миг показалось, что на руку надели браслет — тёмно-красный, шириной с ребро спичечного коробка. Старьевщик всё-таки взял плату целиком. Убить ублюдка, без рассуждений...

— Нажрутся как безумные, а опосля голосят как ошалелые... Ишь, нализался, скотина! Стоит, на ногах не держится! Тьфу, стыдобища!

Желчное брюзжанье привело Хорина в чувство. В форточке первого этажа маячила одутловатая старушечья физиономия. Взгляд за стёклами сильных очков был вдохновенным и воинственным, у старухи явно свербило закатить скандал как минимум на четверть часа. В других окнах тоже замаячили встревоженные лица, крик Виталия выдернул их из домашнего уюта — пусть не помочь, так хотя бы разбавить набивший оскомину быт зрелищем поострее...

— Што зыркаешь, пьянчуга паршивая? Я кудыть надо ужо позвонила, счас приедуть. Им и погорланишь, и ещё что-нибудь. Они тебя живо угомонять, алкашню пропитую...

«Да пошла ты», — зло подумал Хорин, даже не думая ввязываться в перепалку. Надо было уходить как можно скорее, ещё не хватало с пэпээсниками объясняться...

Он повесил сумку на плечо, подобрал пакет с мусором. И медленно, через силу, пошёл вдоль дома, не обращая внимания на несущуюся вслед ругань.


29 июля 2015 года


Тридцать пятой жертве повезло больше всех. Хорин просто сломал ей шею через минуту после оргазма. У Верочки, смазливой вологодской искательницы маленьких радостей жизни, было зашкаливающее самомнение и привычка отпускать глупые шуточки по поводу и без. Виталия это раздражало с самого начала знакомства, а сказанное сразу после секса: «Он у тебя вообще — стоял? Мне показалось, что нет... Шучу, глупый! Всё было класс!» — заставило его завершить всё гораздо быстрее.

Мысли о ночёвке в одной в квартире с трупом у Хорина даже не возникло. Неважно, будет шутница лежать с ним бок о бок, в ванной или по частям в холодильнике. Он оделся и начал уничтожать свои отпечатки.

Из подъезда Хорин вышел через час, когда окончательно стемнело. Горящие через один фонари роняли на асфальт неяркие желтоватые пятна. Старьевщик закатил тележку в одно из них и размеренно вышагивал вокруг, на границе темноты и света, не обращая на Виталия никакого внимания.

Хорин стремительно направился к нему, жутковато ощерившись в предвкушении. Было всё равно: кто такой старьевщик на самом деле, почему он появляется в разных городах и только после убийства, чего он добивается...

Когда до старьевщика осталось метра три, тот повернулся к Виталию и кивнул, как хорошему знакомому:

— А-а, молодой человек. Есть у меня одна вещица, прелюбопытнейшая...

Хорин сделал ещё четыре шага и ударил одноглазого в нос. Молча, изо всех сил, снизу вверх, основанием ладони. Раздробленные хрящи вошли в мозг, мёртвый старьевщик упал назад, ударился затылком о край тележки. Кепка упала в неё, колёсики скрипуче пожаловались на неожиданное беспокойство, и тележка откатилась в сторону.

Вдалеке послышался пьяный гомон, сменившийся хохотом. Вологодская молодёжь радовалась лету и жизни. Хорин быстро зашагал прочь.

Порыв ветра — холодного, с еле уловимым запахом мертвечины — донёс до Виталия тягучий раздосадованный шёпот: «зря-я-я...»


13 ноября 2015 года


— Проходим, не стесня-я-яемся! Чертоги пусть и не стопроцентно райские, но для получения райского наслаждения подходят впа-а-алне!

Хорин широко распахнул дверь квартиры, приобнял Ирину за талию и ненавязчиво подтолкнул через порог. Копия молодой, только белокурой Анны Ковальчук тихонько хихикнула:

— А чего чёрт?

— Какой чёрт? — удивился Виталий.

— Ну, это... Чёрт Гоги или что-то вроде.

— Стоп, соображаю... Чертоги, радость моя. Ни к чертям, ни к другим демонам отношения не имеют, можешь мне поверить.

— Ой, ладно, верю...

Виталий запер дверь, галантно помог раздеться фигуристой блондинке, встреченной в одном из самых престижных и недешёвых баров Перми, разделся сам.

— Игристое, мартини, наливочка, коньяк, текила? — Хорин провёл гостью в комнату, открыл загодя наполненный бар. — Или сливаем всё в один тазик, встаём на четвереньки и радостно лакаем до умопомрачения?

Блондинка восторженно пискнула и погладила его по щеке:

— А ты смешно-о-ой... Мне шампусика в самую большую кружку. Праздника хочу!

— Будет, будет праздник. И тебе, и мне...

Хорин пошёл на кухню. Когда он вернулся, Ирина стояла посреди комнаты полностью обнажённой.

— Сюрпри-и-из...

Она встрепала золотую гриву волос, встала на цыпочки. Грациозно повернулась кругом, показывая себя во всей красе. Замерла, глядя на Виталия с непонятной улыбочкой.

— Здесь зрители восхищённо преклоняются и аплодируют, аплодируют. — Хорин поставил кружку на стол, опустился на одно колено и похлопал в ладоши. — И очень-очень хотят потрогать руками... Иди ко мне.

Ирина сделала несколько дразнящих танцевальных па, приближаясь к Хорину. Но остановилась в двух шагах, шутливо погрозила указательным пальцем.

— Тихо-тихо... Сначала — прелюдия. Угадайка!

— А почему бы и нет? — подмигнул Виталий. — Что угадываю? Цитаты из любимых фильмов? Исторические события телом изображать будешь? Или что-то позавлекательнее?

— Угадывать буду я, — многозначительно усмехнулась блондинка. — Показываешь на меня, на грудь, на коленку — куда хочешь. А я угадываю, что ты будешь делать с этим местом.

Хорин коротко, возбуждённо хохотнул:

— Таких предварительных ласк у меня ещё не было... Начнём вот с этого.

Он показал на левую грудь Ирины. Девушка накрыла её ладошкой, наклонила голову к плечу и пристально посмотрела на Виталия, словно хотела прочитать его мысли.

— Раздавишь сосок пассатижами и сдерёшь кожу...

— Не понял? — Улыбка Хорина стала озадаченно-напряжённой. — Дай теперь я угадаю... Передо мной российский Стивен Кинг в юбке? Ужасы пишешь, решила на мою реакцию посмотреть?

— В левый глаз будешь капать лимонный сок, — продолжила блондинка. — В правый — средство для мытья посуды. Ты ведь так ещё ни с кем не делал...

— Хватит, — раздражённо сказал Виталий. — Я таких шуток не люблю.

Ирина вдруг ощерилась, показала на чисто выбритый лобок:

— Будешь резать бритвой, пока...

Кулак Хорина полетел ей в скулу, чтобы блондинка подавилась следующими словами. Но она осталась стоять на месте, а Виталий громко охнул от боли. Полное впечатление, что удар пришёлся в бетонную сваю, обмотанную колючей проволокой. Хотя кисть выглядела невредимой — ни пореза, ни царапинки...

Хорин сделал ещё одну попытку, пнув Ирину в низ живота, и взвыл в голос. Таким ударом он легко ломал пятисантиметровую доску, но сейчас стопу словно стиснуло и прокрутило между двух здоровенных шестерён.

Виталий упал, неудачно, на локоть. Перевернулся на спину, держа ноющую ногу на весу.

— Ты кто, тварь?

Блондинка внезапно расплылась в восторженной улыбке, поднесла палец к губам. Тс-с-с... Потом приложила ладонь к уху, обратив слух в сторону прихожей. Хорин машинально прислушался.

Вьюнок страха, посеянный в душе несколько секунд назад, стремительно разрастался, выбрасывая новые и новые побеги, беспросветно опутывая душу. Подкормкой был скрип колёсиков тележки, неспешно катящейся по коридору...

Виталий затравленно всхлипнул. Судорожно извернулся, чтобы и блондинка, и дверной проём были на виду.

Старьевщик завёз тележку в комнату, остановился в трёх шагах от сидящего на полу человека. Виталий хотел крикнуть, но сил хватило только на срывающийся полушёпот:

— Я же тебя убил...

— Зря, — с неподдельной печалью сказал старьевщик. — У тебя ещё была возможность жить. И список удвоить, да...

— Откуда ты знаешь?!

— Я всё знаю. — Старьевщик достал из тележки моток капронового шнура, кинул его Ирине. — Пора, начинай...

Хорин не успел заметить, как блондинка оказалась рядом. Шею сильно сжало что-то, не похожее на девичьи пальцы, вздёрнуло вверх. Виталий тоненько завыл и покорно встал на ноги. Сопротивляться было бессмысленно. Хрупкая внешность Ирины обернулась ширмой, за которой таилось нечто всесильное, беспощадное, жуткое... Он не мог повернуть голову, но прекрасно слышал, как рядом лопалась кожа, влажно хрустели кости и суставы, блондинка возвращала себе подлинную сущность.

Оно бросило Хорина на диван и принялось умело опутывать шнуром. В проворных движениях было что-то паучье. Это ощущение усиливалось тем, что в каждую из рук Виталия вцепилось по одной конечности существа, а третья прижимала голову, но, чтобы вязать с такой скоростью, требовалось ещё как минимум две.

— У всего свой предел есть, — послышался голос старьевщика. — И у жизни, и у грехов... Если в сосуде — а он у каждого свой — уже у краёв плещется, есть только две возможности перелива избежать. Или остановиться, или — грех выкупить. Сначала самый старый, потом следующий... Они у меня все-е-е, никогда ничего не теряется. Только плата одна-единственная. Боль. Кто с такой ценой не соглашается, гораздо больше платит.

Он тихонько засмеялся, и от этого смеха Хорину захотелось вскрыть себе вены, выброситься из окна, засадить в сердце кухонный нож, лишь бы не слышать его. Старьевщик отсмеялся и продолжил:

— Ты, наверное, думаешь, что столько лет лишь из-за своей изворотливости на свободе проходил? Спору нет, она тебя выручала, но только частично. В остальном мы тебя оберегали.

— Кто — мы? — прохрипел Хорин.

— А скоро узнаешь. Неважно, покупал бы ты отсрочки или нет, — тебе туда дорога в любом случае назначена. Ты её сам выбрал. Нет, ты в машине не разбился бы, не думай... «Девятка» та предупреждением была, что от покупки отказываться не следует. Только ты всё равно ничего не понял. А со мной так поступать вообще не стоило, за это спрос особый. Скоро поймёшь какой. И не удивляйся, что всё это наяву происходит. Когда надо, мы в этом мире очень многое можем... Только тебе здесь недолго осталось.

Существо перевернуло связанного Виталия на спину, и он увидел мельтешение дюжины бурых скорпионьих конечностей, из-за которых было не видно туловища. Голова осталась прежней, только теперь из-под верхней губки Ирины торчали два клыка — кривые и острые, длиной с пальчиковую батарейку. Да глаза сильно вылезли из орбит и, не мигая, смотрели на Хорина. Зрачок стал угольно-чёрным, змеиным.

Хорин подумал, что тварь начнёт терзать или жрать его. Но существо подпрыгнуло и уселось на потолке головой вниз. Точно над Хориным, как будто сторожа добычу.

— Можешь не кричать, — сказал старьевщик. — Никто не услышит. Встречай гостей...

Комната стала преображаться. В нос резко ударили запахи крови, тухлятины, дерьма, смерти. Дверной проем и диван остались прежними, а стеклопакеты приобретали схожесть с коростой, больным и мертвеющим куском кожи... Потолок становился таким же.

Яркие обои быстро выцветали, начиная выглядеть как тёмная болотная вода, сквозь них то тут, то там очажками проступала не то слизь, не то гной. Спустя четверть минуты одно из таких мест неожиданно перечеркнула длинная трещина. Протяжно, тошнотворно чавкнуло, её края, выглядевшие гнилой, но самой настоящей плотью, широко разошлись. Это было похоже на кошмарные роды, трещина неспешно выпускала из себя зрелую, женскую, обнажённую и перепачканную кровью фигуру...

Женщина выбралась из трещины, молча подошла к старьевщику; слизь звучно хлюпала под босыми ногами. Замерла, словно ожидая чего-то непонятного. Хорин узнал её. Это была Марьяна, та самая проститутка, после смерти которой Виталий выбрал для себя стезю Джека-Потрошителя.

В бывшей комнате зачавкало безостановочно, чаще и чаще. То, что прежде было стенами, всё торопливее исторгало из себя новые и новые женские тела...

«Нет... Нет...» — Виталий мучительно хотел проснуться и вздрагивал каждый раз, когда перед его глазами появлялась очередная гостья. Их набралось тридцать шесть.

Оксана из Краснодара, Лариса из Екатеринбурга, Инга из Сочи, Мария из Минска и ещё тридцать две замученные и убитые Хориным девушки. Изувеченные тела и лица, каждое из которых Виталий помнил до мелочей, но никогда не мог представить себе, что последнее свидание ещё впереди...

Они заняли чуть больше половины преображённой комнаты, сгрудившись жуткими фрагментами последних без малого двух десятков лет жизни Хорина.

Старьевщик молча кивнул на тележку, приглашая брать что угодно. Живые мёртвые поочерёдно подходили к ней, доставая инструменты из «арсенала индивидуалиста-затейника». Тварь на потолке предвкушающе урчала, из пасти тянулась длинная мутная ниточка слюны, и Хорин понял: она сожрёт то, что останется от него после смерти. Которая не будет означать конца страданий...

Старьевщик подошёл к Виталию, заглянул ему в глаза. Увечное веко дрогнуло и поползло вверх, обнажая то, что скрывалось под ним. Когда оно открылось полностью, Хорин понял, что видит Ад. Пока ещё издалека, как будто подглядывая через замочную скважину.

Он закрыл глаза и закричал, бессильно дёргаясь на своём пыточном ложе. Старьевщик терпеливо ждал. Когда сил не осталось даже на беззвучный плач, торговец старыми грехами сказал:

— Ты проживёшь ещё сутки. Будешь умирать и воскресать, почувствуешь всё, что делал с ними... А мог бы этого миновать, если бы меня не тронул. Не думай, что это их месть, им уже всё равно... Просто я с тебя спросить обязан, а как — лишь мне решать. Не могу не спросить, иначе самому хуже будет.

Он кивнул в сторону застывших в ожидании женщин.

— Когда их время закончится, за тобой придут другие. Привыкай к боли, потому что там — нет ничего, кроме неё...

Старьевщик вернулся к тележке, катнул её в дверной проём, за которым была тьма. Безучастно бросил напоследок:

— Он — ваш.

Оксана из Краснодара шагнула к Хорину первой, в бурых от засохшей крови пальцах были зажаты две вилки с наколотыми на них глазами. Гирлянда из кусочков сердца висела на шее женщины, из разрезанного живота выпирали внутренности...

Зловонное скопление похожих на кошмарные манекены тел одновременно ожило и направилось следом...

жесть странные люди странная смерть живые мертвецы существа
2 254 просмотра
Предыдущая история Следующая история
СЛЕДУЮЩАЯ СЛУЧАЙНАЯ ИСТОРИЯ
0 комментариев
Последние

Комментариев пока нет
KRIPER.NET
Страшные истории